А с правой стороны, — вот думала, что уже ничему не удивлюсь, но увидев такое, — я просто онемела. С право в стене было огромное окно от пола до крыши, сначала я даже подумала, что так не бывает, таких размеров стекол не делают, но приглядевшись, увидела, что окно собрано из нескольких фрагментов, но ощущение стеклянной стены, вернее пустого пространства и парящего над ним крыши — все равно осталось. За окном виднелась поляна залитая солнцем, блестящая от снега и чуть вдали лес, — сверкающий бриллиантом в ярком зимнем уборе, — изредка разбавленный алыми каплями веток с ягодами рябины. Перед окном как сцена лежит огромный двуспальный матрац, который покрывает толстый белый ковер, на него небрежно брошена огромная серебристо — серая шкура волка. Вокруг шкуры на ковре веером разбросан десяток небольших подушек, и сразу понятно, где любит отдохнуть хозяин. Только у стены, где двери, — стоят в ряд холодильник и небольшой шкаф — буфет, тумба с раковиной, все в едином стиле. Мебели нет, если не считать удобный стул с высокой спинкой около компьютера. Пока я все рассматривала с удивлением и восторгом, Валерий ловко снял теплую одежду с Лизаветы и уложил ее на шкуру у окна. В комнате тихо и со всех сторон, звучала легкая классическая музыка.
— Вивальди, — тихо сказала я.
— Тебе не нравиться?
— Что ты, очень нравиться и подходит ко всему, — я обвела рукой пытаясь показать, что музыка подходит и к дому и к ситуации.
— А как тебе дом? — лукаво улыбнулся мне Вал.
— Я в восторге, и знаешь, даже хотела когда то сделать подобное, в своем доме в Тамбове, но не решилась.
— Почему?
— Ну, это убежище для одного, а я как то не осмелилась, духу не хватило, наверное.
— Ты просто еще очень молода, и переживаешь, как к тебе относятся и что о тебе думают.
— Ну да, возможно ты прав, тем более я сразу рассчитывала, что у меня будут бывать гости и Любава, а у тебя это место — мечта отшельника.
— Вот — вот, а я сюда никого не приглашаю, это все только для меня, для души.
Я вопросительно посмотрела на него.
Вал засмеялся, — Ты другое дело, возможно мы будем ближе с тобой, возможно, нет, но ты мне нравишься давно. — Давай с тобой присядем, или же можешь прилечь отдохнуть рядом с Лизой, а я за вами поухаживаю.
Я рассмеялась, в доме Вала можно было сесть только на пол или просто на ковер, но меня это не смущало ни капли. И я плавно опустилась на ковер, сложив ноги под себя, сев ближе к печке и почувствовала что мне комфортно. Вал просто лег на живот, и, опершись на локти, внимательно с интересом уставился на меня. Обычно меня такое внимание раздражает, и я не люблю, когда меня так бесцеремонно разглядывают, но тут поймала себя на мысли что мне нравиться его внимание.
— А почему ты познакомился со мной только сейчас?
— Ждал когда вырастешь, а если серьезно, то. — Ты целительница и очень сильная, мы же с Любавой знахари, а табель о рангах никто не отменял.
— Чушь, — возмутилась я.
Валерий продолжал невозмутимо, — Любава не хотела, чтоб я тебя обучал, ревновала немного, может. — Ты же знаешь у нее небольшой дар, а я природный знахарь, намного сильнее ее. — Решили мы тогда, что ты как вырастешь, я научу тебя всему, что я знаю, если не получиться у нее, — но ты быстро переросла нас обоих. — Я чувствую твой ошейник, и уверен, что он скоро ослабеет, и я смогу тебя брать с собой в лес и помощницей в Алексеевку. — Тебе сейчас самостоятельно работать нельзя, слишком ты пока еще слаба. — А в Баево и опасно тебе еще будет долго.
— Почему? — я думала, за эти годы все успокоились, да забыли по меня, сколько можно ворошить ту историю.
— Не совсем так, тем более твой муж засветил тебя в Москве и теперь московские знающие о детях Ночи ищут тебя, чтоб на службу поставить. — Многим сильным мира сего, хочется иметь свою ручную целительницу. — Пока ты здесь в безопасности, хотя уже платят большие деньги, чтоб тебя отсюда вывели.
— Чушь, — снова возмутилась я, хотя по сердцу мне как будто ржавым ножом провели, и чувствовала, что он не лжет. — И откуда ты столько знаешь и уверен в этом?
Многие вещи стали вдруг мне понятны, как бывает, что то смущает, а почему ты не понимаешь, вот и сейчас у меня глаза открылись, и на душе стало горько.
— Поговоришь, позже с Питиримом, если не веришь мне. — Что думаешь, Олька просто так тебе скандал устроила, попала она на деньги и обещалась помочь тебя вывести, да не смогла предать, совсем она еще не пропащая. — Не переживай за нее, с ней все уладили, и от тебя ничего никто не скрывает, просто пока на тебе дети, да и не выходишь ты ни куда, вот тебе никто ничего и не говорит.
— Ага, — снова возмутилась я, — а ты просто решил открыть мне глаза, по доброте душевной.
— Ты мне нравишься, даже когда злишься, — мягко произнес Валерий, — скоро все измениться, и я хочу что бы ты знала, что я помогу тебе и буду рядом, если ты захочешь, принять мою помощь.