Русалочьи сказки

— Я видел ее здесь! Видел вчера! А сегодня ты уехала с ними! А Марину… — он не договорил, но я и так знала, что случилось.

— Я еще думал, как ты узнала про нас?!

— Про вас? — мысленно удивилась я.

— А тут прихожу к твоей любимой подруженьке и застаю ее в разговоре с этой обезьяной! В разговоре о нас! О том, как она развела мою Мариночку на все ее секреты! Сука! — снова выругался он и пнул Машу. Она не дрогнула. Я заплакала. Неужели он убил ее?

— Как я не просчитал вас раньше, долбанные шалавы? Откуда вы узнали Маринкин телефон? Как вы влезли к ней в доверие? Она же такая умная всегда была, всегда все было по ее задумке, и в этот раз все было — не подкопаешься!

Лупита тяжело и прерывисто дышала. Я потихоньку поползла к ней.

— Теперь то ты мне все отдашь, тварь. Больше миндальничать с тобой не буду. Подпишешь расписку, что взяла у меня в долг под залог квартиры. И позвонишь Пуховской, потребуешь чтобы мою жену отпустили и сняли все обвинения.

Я заржала. Перевернулась, села, поддерживая больную руку здоровой и хохотала во все горло.

— Обнулась, что ли? — неуверенно спросил он.

— Ты тупой! — не переставая ржать, просипела я. — Дебил! Идиот!

Он подошел и снова пнул меня, попав по бедру, но я смеялась еще громче, до слез.

— Во-первых, ты сломал мне правую руку, и я уже ничего не напишу! — не переставая смеяться, сказала я. — А во-вторых, у меня нет ее телефона! Я ей не интересна, тупой ты ублюдок! Она все знала без меня, и про тебя тоже! Тебя ищут, и найдут, и жить тебе осталось пару часов, гондон ты штопаный.

— Сначала я тебя грохну, проклятая шлюха.

Не знаю, что на меня нашло, но я продолжала ржать.

— Да бей, тварина, бей! Думаешь, напугал? Чего мне терять-то? Работы ты меня лишил, дочка далеко, не дотянешься, ни денег, ни планов никаких нет. Зато умру счастливая! Подожду тебя там, и вдоволь отплачу за все! Что, думаешь, тут все и закончится? Как бы не так! Гнить твоей гнилой душонке в аду, и поверь мне, если тебя не убьют, то ты мне позавидуешь!

Я закашлялась, смех прошел, навалилась слабость.

Он неожиданно обмяк, сел и будто сложился пополам.

— Все ведь так хорошо шло… — глухо проговорил он. — Мы все рассчитали. Это была наша лебединая песня. Всего несколько дней, и нас бы уже не нашли… Где мы просчитались?

Он закрыл лицо руками и сидел, раскачиваясь.

Я потихоньку продвигалась к Лупите, попутно приглядывая какой-нибудь нож.

— Отпустил бы ты хоть девочку, — вкрадчиво проговорила, тяжело дыша. Пыталась говорить мягко, как с сумасшедшим. — Ее отец очень влиятельный человек, он за дочку с тебя кожу снимет.

Санек поднял голову, его глаза сверкнули.

— Спасибо за информацию.

Встал, отбросил меня к стене, я взвыла от боли. Подошел к Лупите, сорвал с нее скотч, она судорожно влохнула, закашлялась.

— Это правда? — спросил он ее.

Она закивала.

— Звони ему! Скажи, что отпущу тебя за освобождение нас — меня и жены, и снятие с нас всех обвинений.

Она снова закивала, и зашептала:

— Дайте мне телефон свой, мой дома остался!

Он, поколебавшись, достал телефон, протянул ей. Нагнулся, освободил ее руки. Она со стоном принялась их разминать.

— Только дернись, прирежу Майку как собаку! — пригрозил он. Подошел, подхватил меня и снова прижал мне к горлу нож.

Лупита набрала номер.

— Папа! Послушай меня, пожалуйста. Мне очень нужно, чтобы ты кое-что сделал. Папа, сделай, пожалуйста, — и зарыдала.

Санек выругался, подошел к ней, таща меня за собой, зажал мне горло рукой, а другой взял у нее телефон и заорал в трубку.

— Слушай сюда! Твоя дочь умрет, если моя жена Марина Равная не будет через полчаса стоять здесь, рядом со мной! Пусть с нее снимут все обвинения, и с меня тоже! Пусть нам дадут беспрепятственно пересечь границу и еще… — он что-то прикинул, — Сто тысяч долларов наличными в спортивной сумке! И машину с полным баком!

Отец Лупиты что-то коротко ответил, и отключился.

Санек снова связал Лупиту, бросив меня, как мешок, на диван. На шее кровоточила рана, благо, неглубокая. Но боли было так много во всем теле, что я уже не понимала, где болит.

Санек зашторил окна, закрыл дверь, положил телефон на стол и сел на стул. Так мы и ждали — Лупита и я, лежа на полу, он — сидя на стуле у стола.

Я вспоминала молитвы и молилась.

«Господи, прости меня за все. В чем я виновата, что знаю и чего не знаю. Не знаю, что будет там, но по возможности, помоги мне пройти этот путь как-то полегче. Не оставляй меня одну в темноте. И не бросай тут мою доченьку. Пусть ей попадется хороший и добрый парень, пусть хоть она будет счастлива и не сильно переживает о моем уходе. Пусть у нее будут детки, и им тоже дай вырасти достойными и счастливыми людьми. Если Маши уже нет в живых, — слезы накатили на глаза и потекли горячими струями по щекам, — то дай нам там встретиться и идти дальше вместе. И пусть Таня не сильно горюет о нас…»

«Это даже хорошо, что я уйду сейчас, — вяло текли мысли. Бок горел огнём, от крови пропиталась кофта. — не болеть, не стареть, не доживать в нищете и одиночестве… Как мама. Мама! Мамочка! Встреть меня там, пожалуйста! И бабушка. Я вас так давно не видела…»