Русалочья история

Дошло до того, что я начала с ним разговаривать. С котом. Причем не просто разговаривать, а разговаривать на языке сюсюкания. Меня предупреждали. Неоднократно отправлялись знаки, предостережения и примеры, которые я игнорировала. Попадались картинки с одинокими кошатницами, статьи с историями о двадцати кошках в однокомнатной квартире, участились рассказы подруг о незамужних, несчастных старых девах. И вот, пожалуйста: из боевой напористой женщины на шпильках и со стянутыми в хвост длинными волосами вечерами я оборачивалась стереотипной сюсюкающей кошатницей, размазней и расквашей в несвежем халате, облепленном кошачьей шерстью, и тапочках с помпонами. С вечной вонью вареной рыбы на кухне и кошачьих ссак в туалете.

— Дя, мой сладкий? — спрашивала я, вычесывая шерсть фурминатором, — дя? И кто это у нас такой пушистый? Может, сварим рыбку? Или мяско тебе порезать? Ну, не царапайся. Хех, ну котик, посиди спокойно.

И этот наглый избалованный кошачий псих махал лапой с выпущенными когтями и шипел.

— Ты что, тоже меня не любишь? — растерянно спрашивала я.

Мне было так саму себя жалко.

Они приехали вчетвером: мама, сестра, бабушка и прабабушка. Должно быть, сестра рассказала им о моем настроении и проблемах с ногами, которые могли быть вызваны запоздалым обращением. Никогда не забуду этот день. Прабабушка ворчала, что ее отвлекли от важных дел (пришлось пропустить какую-то бредовую телепередачу).

— Полуфинал шоу! — восклицала она, — могли бы обойтись и без меня.

— Это слишком важный момент в ее жизни, — урезонивала прабабушку мама, — нам всем надо быть рядом.

— О чем вы говорите? — спросила я.

— Пришла пора кое-что тебе открыть, — ответила бабушка, — обычно мы делаем это после рождения ребенка, потому что потом тебе, возможно, не захочется заводить семью и рожать дочь, но ты, как и Вера (она кивнула на сестру), подзатянула с созданием семьи.

— С таким характером и немудрено, — проворчала прабабушка.

— С каким характером? — взвилась я.

— Поставь чайник, — успокаивающе сказала мама, — до сумерек еще часа полтора. Я принесла пирог с вишней.

— А что потом?

— Сходим к морю, прогуляемся. Подальше, где нет людей. Нам не должны мешать.

Мы попили чаю, поболтали о всяких пустяках. Мама рассказала о своем хахале, друге отца. Он добивался ее внимания несколько лет после развода с отцом (вернее, после того, как папа был несправедливо, безосновательно изгнан из нашей жизни), и, наконец, мама позволила своему хахалю иногда приходить, чтобы помочь по хозяйству. Мы с Верой его терпеть не могли. Бабушка с телефона показала фотографии своей вышивки, нашла новое увлечение. Прабабушка порывалась в подробностях рассказать про это свое шоу, но ее всякий раз мягко затыкали. Уже всем надоела со своей телепередачей. Как только стемнело, мы отправились к морю. Я сняла босоножки и шла по гальке босиком.

Мы отошли довольно далеко, когда мама зорко осмотрела побережье, удостоверилась, что поблизости никого нет, и разделась, жестом предложив нам последовать ее примеру.

— Мы будем плавать ночью? — спросила я, — За этим вы меня сюда позвали?

— Давай-давай, — ответила прабабушка, без одежды похожая на сморщенную пожухлую морковку, — много разговариваешь.

Я повела плечом, разделась и вслед за мамой зашла в море по плечи.

— Готова? — спросила мама.

Сзади подошли Вера и бабушка с прабабушкой.

— К чему? — спросила я.

Я не могла быть готова к тому, что они вчетвером начнут меня топить. Отчаянно сопротивляясь, я царапала кого-то из них, или всех сразу, хваталась за чьи-то руки, лягалась, щипалась, выкручивалась. В какой-то момент мне удалось обхватить чью-то шею, и я сжала руки изо всех сил. Я всего лишь хотела выжить, любой ценой. Руки разжали, меня по-прежнему цепко держали под водой, не давая подняться наверх. Эта пытка длилась минут десять, но для меня прошла вечность.

Когда в глазах прояснилось, я увидела, что плыву под водой. В темно-зеленой воде виднелись силуэты мамы, бабушки и прабабушки, маневрирующих с помощью хвостов. Юркая Вера уплыла далеко вперед. Обернувшись, я увидела свой серебристо-серый хвост. Мы проплывали мимо коралловых островов, мимо стаек желтых, красных и черно-белых пестрых рыбок. Я взглянула вниз и ничего не увидела, только темноту, должно быть, мы оказались на довольно большой глубине. В зеленом цвете всё казалось таким необычным, таким чудесным! Я засмотрелась на красную рыбку с ярко-зелеными волнистыми линиями по телу. Устремилась вниз и там, на песке, увидела раскинувшиеся морские звезды, островки морских губок и затаившегося осьминога. Рыбы всех расцветок проплывали мимо меня, завораживающее было зрелище, неповторимое!

Не знаю, сколько времени прошло (не уверена, что на глубине вообще есть такое понятие, как время), когда мы повернули назад. Уже почти у самого берега я вынырнула, описала полукруг и снова погрузилась в прохладную воду, за что получила потом нагоняй от мамы.

— Ты что, не понимаешь, что тебя могли заметить? — возмущенно шипела она, с трудом вдыхая воздух на берегу, — мы скрываемся поколениями, а она решила порезвиться!