На расспросы отца и придворных, что с ней, Майя не отвечала. А взор Русалочки все чаще обращался к Черному лесу. О ведьме Грубэ ходили всякие слухи. Кто, кроме колдуньи, мог помочь Русалочке?
Глава 5d
Русалочка кинулась вслед за сестрами. Как часто она мечтала о бешеной скачке наперегонки с ветром, когда буря сечет лицо упругим дождем, а волны поднимают тебя к самому небу, к холодным невидимым звездам.
Русалки то взмывали на гребне огромной волны, то ухали вниз. У Майи дух захватывало то ли от страха, то ли от восторга.
А сестры, поворачивая бледные лица к отставшей сестре, кричали:
– Скорее, Майя! Торопись жить! Спеши наслаждаться!
Русалки плыли к острову среди океана. Слышали о нем немногие, а видели лишь те, кто уже никому не расскажет. Остров, выступающий над водой, был окружен грядой подводных рифов. Не один корабль, получив пробоину, шел здесь ко дну. Лишь обломки выбрасывало на берег. Дремучие леса покрывали остров. А в самом центре вихрилось языками пламени Огненное озеро. Искупавшийся в нем жил три века. Но только русалки знали к нему дорогу.
Майя и сестры выбрались на берег. В лесу стояла тишина, лишь кроны деревьев чуть-чуть шумели над головой. По руслу лесного ручья русалочки добрались до Огненного озера.
Старшая сестра подтолкнула Майю:
– Иди же! Ты получишь три века – почти бессмертие!
Старые русалки могли бы рассказать молодежи, что жизнь – как пламя свечи, ее никогда не бывает много. Но юным русалочкам триста лет казались очень-очень долгим сроком.
Майя заслонилась от жара. Было весело и немного страшно. В центре озера, где языки пламени почти достигали облаков, била струя огненного родника. Вокруг него плясали искры. Майя зажмурилась и нырнула. Жар вмиг добрался до самого сердца. Холодная кровь побежала быстрее. Но на глубине не было ни огня, ни жара, лишь развалины какого-то монастыря.
Рассказывают, что когда-то, может сто, а может пятьсот лет назад Огненный остров был частью материка. Горделиво стоял монастырь, а белокаменные стены окружал уютный монастырский сад. В саду росли смородина, малина, шиповник. Над розовыми кустами вился рой пчел. Монахини неторопливо проводили свои дни в молитвах. Местные жители снабжали монастырь пищей. Садовник день-деньской копался в грядах. И за всем этим зорко следила мать-настоятельница, женщина властная, которую монахини побаивались.
И вот как-то раз нищенка с дочерью в ненастную ночь постучались в ворота. Их впустили. Пристроили на кухне, позволив соскрести со стенок чана остатки каши и остаться до утра. Нищенка, изможденная не годами, а нуждой, тут же уснула, накрыв тряпьем себя и дочь. А когда утром она проснулась, девочки рядом не было.
Бросились искать. И на беду первой ребенка увидела настоятельница. Девочка стояла в малиннике, срывая с куста и отправляя в рот ягоды. Где не хватало роста, там лозу подтягивала к себе. Разъяренная настоятельница, без разрешения которой никто не смел шагу ступить, за волосы вытащила девочку. Ребенок заплакал, пытаясь вырваться.
Настоятельница швырнула девочку на землю.
– Мы приютили на ночь воровку! А господь не прощает воровства! Принесите розги!
Нищенка бросилась на колени, умоляя за дочь. Монахини отворачивались.
Тогда настоятельница сама сломала березовую ветку и хлестнула ребенка раз и другой. Девочка, пытаясь убежать, неловко подставилась под удар. Ветка с острым сучком проткнула ей глаз. Ребенок закричал, закрывая рукой окровавленную глазницу. Аббатисса отбросила прут. Нищенка подняла девочку. Глаз, смешиваясь со слезами и кровью, вытек.
– Несправедливо! – воскликнула нищенка. – Голодный ребенок сорвал пару ягод...
– Несправедливо! – шепнула ветка.
– Несправедливо! – возмутились святые стены.
И в тот же миг поднялся огненный ветер. Прокатился по траве, пополз по стволам. Материк раскололся и часть суши утянуло в открытое море. Плывущий остров горел. Столбы пламени и дыма тянулись к небу. Люди попытались подплыть к гибнущему в пожаре монастырю, но тут же выросла стена воды, обдавая их горячим паром.
Земля раскололась, и чудовищная пропасть проглотила монастырь, тут же наполнившись огнем вместо воды.
Лишь русалки знали об острове и его мрачном предании.
Майя шарахнулась от развалин. В проломе стены ей почудился голос.
– Возмездия! Возмездия! – стонали развалины.
О том, что в завалах плачет ребенок, Майя слышала от сестер. Но ни одна из русалочек, боясь быть придавленной обрушившимся камнем или запутаться в водорослях, в завалы не совала и кончик хвоста.
– Возмездия! Несправедливо!
Майя проскользнула между двух камней.
Развалины монастыря покрывал зеленоватый мох. Лишь в одной из чудом уцелевших келий решетка на окне казалась свежеокрашенной. Майя прижалась к прутьям лицом.