Сторожевой осьминог лежал у самого порога, боязливо прислушиваясь. Ночь была промозглой. Вокруг шевелились тени. Осьминог трусил.
Крабс изо всех сил треснул Осипа тросточкой:
– Не спать в карауле!
Осип поджал щупальца. Трость оставила видимую вмятину. Осьминог прошипел:
– Да кому придет в голову сюда лезть? Ни за какие коврижки вор к ведьме не полезет!
В рассуждениях осьминога, отметил краб про себя, была некоторая логика. Ему и самому было любопытно, с чего это вдруг Грубэ забеспокоилась. У колдуньи было много привлекательного для жадных лап, но слишком велик был риск остаться без головы.
Подвешенный к перекладине ворот, на железном крюке раскачивался фонарь. Краб ползал по светлому пятну под фонарем, норовя пристроиться там, чтобы быть в центре. Но ветер окреп. Краб запыхался, ползая взад-вперед. Осип думал: как было бы славно, если бы краб был чужой! Тогда можно и сделать его. Однако фаворита ведьмы осьминог есть не решался.
Крабс как по книге читал мысли приятеля.
– И что за народ? Сколько помню себя, всяк норовит вынуть меня из панциря! А между прочим, – краб огрел тросточкой забывшееся щупальце стража, – я ядовитый.
Осьминог подгреб щупальце под себя.
– То-то же! – Краб обожал дразнить Осипа. – Ну, ладно, неси службу, а я пошел досыпать. Постелька у меня пышная, мягонькая, – шелестел Крабс.
– Погоди! – робко попросил Осип, ему не хотелось оставаться одному, ведьма жалела сало, и фитиль в фонаре еле коптил.
А краб ехидничал:
– И буду спать-дремать. Зароюсь в песок поглубже. Голову под подушку.
Осип зевнул. Крабс зорко следил, как осьминог смыкает веки. Вовсе не бессонница выгнала Крабса в такую ночь из норки. Осип всхрапнул. Краб щелкнул приятеля, но тот не шевельнулся.
Путь был свободен. Дело в том, что уже который вечер в верхней светелке Майи, ключ от которой Крабс хранил, зажигался огонек. А ведьма с корзинкой поднималась к комнате в верхнем крыле замка со всяческими предосторожностями.
Вот и теперь краб увидел неторопливо движущуюся фигуру. Хоть и боялся ужасно, но пополз следом, замирая перед каждой ступенькой.
У двери Грубэ прочла заклинание. Теперь краб понимал, почему его ключик, хоть и подходил к замочной скважине, не мог отпереть дверь. На пороге колдунья замешкалась. Краб успел скользнуть мимо ее хвоста и спрятаться за портьеру. С его последнего посещения, еще когда во дворце жила Майя, в светелке мало что изменилось. Крабс протер глаза – Русалочка, как обычно, сидела у окна, глядя на невидимую в ночи полоску зеленой границы.
Правда, ведьма сменила портьеры и шторы, кисею заменив плотным бархатом. Пол был натерт до блеска. Крабс, вытягивая шею, поскользнулся и, ко всеобщему изумлению, выехал на середину комнаты.
– Подглядываешь? – ведьма цапнула краба.
– У тебя же учился, – огрызнулся краб, высвобождаясь из крючковатых пальцев Грубэ.
Грубэ достала серебряный колокольчик, и трезвон пошел по замку.
Осьминог во дворе вздрогнул и почти проснулся. В ушах стоял мягонький голос Крабса. Осип поплотнее сжал щупальца. Ему снилось, что он вовсе не осьминог, которого все боятся, а маленькая серебристая рыбка. Сон приятный, и Осип ни за что не хотел его упускать.
Краб лишь теперь понял, отчего Майя не двигалась. Серебряный колокольчик снял чары, и Майя сладко потянулась:
– Как славно мне было, Грубэ! Я видела себя на лугу. Мы бежали с принцем наперегонки. Я зацепилась, но упасть не успела – принц подхватил меня, точно я перышко, и закружил...
– Девичьи бредни, – буркнула ведьма.