Русанов

Варшаву, Москву или через Петербург и Вологду я выезжаю на Новую Землю. Надеюсь, что вы не осудите меня за то, что я принял это важное решение не посоветовавшись — я не имел возможности для этого и полагаю, что поступил недурно: 1) эта экспедиция для меня будет полезной в научном отношении, 2) превосходна для изучения языка, 3) интересна, так как нет спутников более живых и веселых, чем французы, 4)выгодна в материальном отношении.

Наконец, завязывая теперь прочные связи с высшими кругами образованного французского общества, я буду иметь шансы занять видное общественное положение во Франции, если я там захочу остаться…

Что касается посылок меня в опасные места, то ведь я уж не мальчик в путешествиях. У меня уже настолько есть опытности и знания местных условий, что фактически я буду руководить сухопутными экскурсиями и буду единственным посредником с самоедами» (1945, с. 384).

Письмо явно непростое и в значительной мере оправдательного характера — да, затягиваю я свое студенчество, отработаю потом и т. д. и т. п. Эти нотки не случайны, поскольку затем следуют просьбы денежного свойства в связи с предстоящими расходами, а они при сборах в экспедицию всегда немалые. Из названных четырех пунктов первый и последний особенно важны, из них оправдался, как показало время, только первый. Пункты второй и третий, попросту говоря, притянуты за уши, поскольку условия для их выполнения в Париже не хуже — просто Русанов не уверен, что его аргументация по первому и последнему покажется убедительной, хотя именно выполнение последнего гарантировало бы ему завершение образования, тем более что в жизни все произошло иначе.

Несколько слов о достаточно высокой самооценке, кстати не сбывшейся в будущей экспедиции, поскольку претензии на самостоятельное руководство не осуществились, как это будет показано ниже. Что касается заявок на «видное общественное положение во Франции», то в оставшиеся ему годы оно также не было воплощено в жизнь. Тем не менее именно эта экспедиция открыла перед ним путь на будущее самостоятельное поприще, но там, где он сам не ожидал. Интересный момент также по поводу посещения Москвы или Петербурга — скорее всего это связано или с личными, или с официальными экспедиционными делами. Во всяком случае, этот визит (если он состоялся) никак не отразился на экспедиционных делах.

Составители сборника, опубликованного в 1945 году, отмечают, что на должность экспедиционного геолога было немало желающих среди французов, хотя и не подтверждают это документально. Даже если это было, преимущество Русанова перед конкурентами как уже знакомого с районом предстоящих исследований было несомненным и поэтому выбор его кандидатуры понятен.

К экспедиции Шарля Бенара он присоединился 25 июля в Белушьей губе, где его ожидало экспедиционное судно «Жак Картье» — на встречу с ним он добирался, очевидно, снова на борту «Королевы Ольги Константиновны», обходившей новоземельские становища. Экспедиция была укомплектована в основном военными моряками, причем вместо самостоятельного руководства (на что Русанов, как отмечено выше, рассчитывал) он был включен в состав отряда доктора Кандиотги, который для выполнения самостоятельной задачи проследовал в становище Маточкин Шар вместе с Русановым на том же рейсовом судне лишь рядовым участником, видимо, в связи с изменениями планов экспедиции. Там отряду, наняв проводников-ненцев с карбасами и собачьими упряжками, следовало добираться до Карского побережья, с тем чтобы попытаться пересечь Северный остров Новой Земли между Незнаемым заливом и Крестовой губой, что позволило бы ознакомиться с природной обстановкой на «белом пятне» между указанными пунктами. В случае тяжелой ледовой обстановки в Карском море ту же задачу следовало выполнять с западного побережья. Возвращение отряда планировалось на попутном русском судне с последующим присоединением к основному составу экспедиции в норвежском порту Хаммерфест.

Плотный туман задержал прибытие «Королевы Ольги Константиновны» на несколько дней, которая добралась в Маточкин Шар лишь 30 июля. Уже на следующий день имущество отряда было выгружено у дома Борисова, знакомого Русанову по прошлому году — в будущем он останавливался здесь всякий раз при очередном посещении Маточкина Шара. К сожалению, этот памятник былого не сохранился — хозяева Новоземельского полигона распорядились им по-своему, видимо, не подозревая о его исторической ценности, а с учетом особенностей его постройки он уже не может быть восстановлен.