Русофобия: антироссийское лобби в США

Такого рода обстановка благоприятствовала антироссийским группировкам, чьи позиции теперь разделялись многими представителями американского истеблишмента. Истеблишмент больше не нужно было убеждать в том, что Россия представляет собой важнейшую угрозу. Многие разделяли теперь тезис Ромни о России как «главном геополитическом противнике» США. Об этом теперь говорил и восприимчивый к настроениям политического класса президент Обама. Что бы ни происходило в российско-украинских отношениях, Киев представлялся жертвой, а Москва — агрессором. В основных западных СМИ замалчивались вопросы ответственности украинских властей за трагедию в Одессе, массовые бомбардировки мирного населения донецкой и луганской областей, использование фосфорного оружия, трагедию малазийского самолета, прославление или попустительство нацизму и многое другое. Россия превращалась в «негативного другого», через контраст с которым американский политический класс стремился утвердить превосходство собственных идеалов и ценностей. В сознании американцев, как во времена «холодной войны», Россия начинала трансформироваться в новую «империю зла», систематически подавляющую права и свободы граждан и опирающуюся на грубую силу в расширении сферы своего контроля, в противоположность ведомому США «свободному миру».

С точки зрения формирования негативного образа России, работа антироссийского лобби была во многом завершена. Поэтому упор был сделан теперь на вопросах практического характера, то есть оказании давления на Белый дом в целях максимальной изоляции и жесткости в отношении России. Предстояло убедить Белый дом в необходимости идеологической конфронтации с Москвой и замораживания всех ее связей с Западом, а также в укреплении Украины в ее противостоянии с ополченцами (а в будущем и России) и в необходимости вооружения армии Украины и подготовке ее к вступлению в НАТО⁵¹. Россия однозначно воспринималась как агрессор, и лишь немногие теперь видели в ее политике по отношению к Украине и Евразии стремление не к территориальной экспансии, а защиту своих позиций. Спор в политическом классе США переместился в область обсуждения лишь двух возможных, не исключающих друг друга вариантов — сдерживать ли внешнеполитические амбиции Кремля, опираясь на потенциал НАТО или изолировать Россию по всему кругу вопросов, включая объявление ей экономической и идеологической войны и ведя дело к отставке Путина и последующему демонтажу «путинской системы».

За первый вариант выступили политики вроде президента Бруклинского института и в прошлом советника президента Клинтона Строуба Тэлботта, который провозгласил возвращение к политике сдерживания в качестве оптимальной «стратегии Запада и миссии НАТО»⁵². Политику же конфронтации с Россией по широкому кругу вопросов сформулировал недавно вернувшийся из Москвы Макфол, разочаровавшийся в недостаточно жесткой политике Обамы и готовый использовать прежние формулировки непримиримого борца с «диктатурой» Путина. Не добившись на должности посла США в России консолидации антипутинской оппозиции и растеряв остатки авторитета в российском истеблишменте, Макфол сосредоточился на обосновании идейно-политической конфронтации с Кремлем. В программной статье в «Нью-Йорк Таймс» в марте 2014 года он заявил, что зигзаги в отношениях Запада и России закончились, как закончились и ожидания, что ее руководство желает «постепенного подключения к существующему международному порядку». Новый российский режим есть стремящаяся к внешней экспансии и подавляющая внутренних противников диктатура, и, следовательно, противостоять ему по широкому кругу вопросов — необходимость американской внешней политики⁵³.