Русофобия. История изобретения страха

В начале 1813 года Наполеон заказал чиновнику министерства иностранных дел Шарлю-Луи Лезюру (1770–1849) исследование о русских, при этом выразил пожелание уделить особое внимание истории, географии и этнографии России. Лезюр, не скрывавший своей неприязни к нашей стране, с этой задачей справился, однако его двухтомная книга «История казаков» вышла в свет только в 1814 году, когда русские войска уже перешли Рейн, о чём автор сообщает в предисловии[584]. Поскольку работа появилась после поражения Великой армии, Лезюру пришлось внести некоторые уточнения: он пишет о казаках и русских уже как о «врагах-союзниках», а императору Александру I воздаёт хвалу, благодаря чему книга получила одобрение российского государя. Тем не менее в самом тексте Лезюр, по его собственным словам, оставил всё так, как было им написано в конце 1813 года[585].

В предисловии автор отмечает, что ему «кажется пикантным показать старой Европе, столь гордящейся своей цивилизацией, полуварварский народ, привлекательный в своей дикой простоте, герои которого вовсе не похожи на героев культурных наций»[587]. Как и писатели эпохи Просвещения, Лезюр заново открывает Америку, точнее Россию, сообщая читателям, что, несмотря на наличие научных трудов, истоки происхождения этого народа ещё малоизвестны, а его история описана лишь фрагментарно[588].

В книге Лезюра самой важной частью в плане пропаганды, пусть и утратившей актуальность, стало заключение[586], где в преувеличенном виде изображается дикий и необузданный казак-варвар, скорее, зверь, нежели человек, воинственный, алчный, жаждущий добычи и разрушающий всё на своём пути. Именно такой образ казака создавался наполеоновской пропагандой в ходе войны.

Во внешнем облике и привычках казака, отмечает Лезюр, прослеживаются азиатские черты. Роста они среднего, но сложения крепкого, ведь образ жизни и климат закалил их, глаза почти у всех голубые, волосы светло-коричневые, а борода скорее русая, чем чёрная.

Если в массовом сознании казаки стали воплощением русских как таковых, то Лезюр их разводит. Они скифы, и с русскими их сближает лишь религия и «испорченный» язык. По нравам казаки тоже противоположны русским. Русские смиренны, трудолюбивы, ведут оседлый образ жизни, занимаются ремёслами; казаки, напротив, нетерпеливы, ведут кочевой образ жизни, не занимаются ни сельским хозяйством, ни торговлей, ни ремёслами. У одних — свобода, воля, дикие нравы независимой и полукочевой жизни, у других — хитрость, покорность и уже ставшая привычной склонность к рабству[589].

Воинские качества казаков Лезюр оценивает как не слишком высокие, и виной тому, по его мнению, является отвращение к порядку и дисциплине. Однако они очень выносливы, в походе не знают «ни жажды, ни голода, ни холода, ни усталости», спят на сырой земле, прислонившись к лошадям. Они такие же храбрые, как русские, но, «однажды сбитые с толку, становятся добычей более слабого противника». И всё же они обладают инстинктами животных, что даёт им неоспоримое преимущество: «Горе врагу, не принявшему мер предосторожности против их тревожной зоркости, их безрассудного любопытства, их повторяющихся и всегда неожиданных атак! Ничто не скроется от их зоркого глаза, от их натренированного слуха, я бы сказал, от их почти утончённого обоняния»[590]. По мнению Лезюра, отличительное свойство казаков — их «неослабевающий инстинкт к грабежам и опустошениям, вошедший в поговорку у современных народов», и в этом отношении он сравнивает казаков с гуннами: «…никакое войско в мире не может сравниться с ними. Те самые люди, которые у себя дома гостеприимны, которые в порыве щедрости могут помочь своему врагу, не знают больше ни уважения, ни законов, ни ограничений, когда право войны предоставляет новые возможности для их жадности; как только они оказываются на территории, где встречают сопротивление, они взламывают двери, убивают жителей, пытающихся их остановить, опустошают дома от подвалов до чердаков, с невероятной быстротой разделяют добычу, крушат мебель, разбрасывают зерно, которое не могут потребить, разбивают и портят всё, что не могут унести»[591]. По примеру древних татар они похваляются, что трава не должна больше расти на земле врага, по которой они прошли. По словам Лезюра, такая жестокость зачастую ослепляет их самих, и поэтому они уничтожают средства, необходимые для их собственного существования. Ни даже самая суровая дисциплина, ни самые жёсткие наказания не могут удержать их от этих эксцессов. Главным побудительным мотивом действий казака является добыча: как только такой возможности не будет, тут же пропадёт весь их воинственный пыл[592].