Русология (СИ)

Я встал с розвальней и побрёл к себе, где, мнил, Марка. Я беспокоился. Он был странен, таял испариной, спрашивал нервно, даже подрагивал, - помню тремор двух его пальцев с чёртовым 'Кэмелом'. Он с трудом вбирал, что я истина? В рай отвлёкся? Но у нас дело! Мне промедление с распоследним тем целованием, обещающим мощь, вредит... Отвлёкся? Он, отвлечённый, то есть нездешний, слаб. Вдруг станется, что найду его труп? Не зря я завешивал окна, чтоб не пульнули в них... Ни в дому моём и ни в 'ауди' Марки не было. Но был сад по-над снегом, сильно осевшим, перележалым и с рвом Магнатика; были сумерки... У Закваскиных во дворе - фигуры... а на моей земле, у кустов, что, столб? Скакнув к нему, я ударил, слушая выстрел и ощутив лбом жжение. Затащив его в 'ауди', сел и сам, спустив стёкла. Я задыхался; слух же работал. Я, взяв бутылочку, сунул Марке; в правой руке его пистолет... Марка пил взахлёб, без внимания на сбежавшихся с фонарями.

- Выдь, хер! - орали.

- Тише, - просил я.

- Ствол! - Ор светил мне в глаз.

- Да, пожалуйста. - И я отдал им револьвер.

- На выход!!

Но я не двигался, по щеке текла влага.

Вскоре из сумерек вышел тип.

- Здесь?

- Здесь! - вмиг задёргались фонари.

Тип близился, мл. Закваскин.

- Друг мой в меня пальнул... из-за женщины, - врал я. - К вам - рикошетом.

- Морда в кровянке, - выяснил кто-то, взяв моё ухо. - Скользом в лоб.

Дед Закваскин ткнул Марку палкой. - Это не знаю... Это - Рогожский, бывший сосед... Буянят?

- Мы их уроем!

- Тут кровить? - и старик зашагал прочь. - Не по-людски. Свезите в лес. Нам тут строить.

К нам шагал Заговеев, звавший: - Тут ты, Михайлович? А, Квашнин?

Младший сиплый Закваскин громко командовал: - Дом продай. Чтоб тебя здесь не видели, будь Квашнин или кто. С мертвецом сидишь, с тем жидом; ему жить два дня.

Все ушли, Заговеев остался.

Я вытер кровь с щеки.

- Будь ты истиной - хватит... - выдавил Марка. - Я не коньяк пить: я убежал, Квас, чтоб не свихнуться. Что за эдем твой? Скальпель по нервам? Будешь скелет рыть?.. Если ты с Никой в этаком роде - это кошмарно... Ты нас с ума сведёшь. Подал монстром Закваскина, я пальнул в него... Чтоб без нервных жгутов. Чтоб труп. Если он идефикс твой - лучше с ним кончить. Так давай: я сижу здесь в машине, вы её роете, архетип ваш, - и мы в Москву с тобой... Всё, иди и скажи им: трупов боюсь, скажи.

Я сидел и гадал, как быть. Он хотел меня бросить, не захватив в рай? Им не нужны слова, этим избранным: может, чтó я постиг, он знал, и когда я открылся, новости не было? Мне учить Марку незачем; докторальный, я провокатор и словоблуд, не истина... Промолчу-ка. Шиш мыслям! Есть только ДОННОЕ. И хотя он едва не казнил плоть, - я, а не он, виной.

С ним - без слов.

- Извини... От отчаянья... И живу лишь неделю; прежде я бытовал... Всё незачем. Ты без слов знал. Мы... - я мотнул рукой, - сами... - Вставши из 'ауди', я побрёл прочь - но услыхал щёлк дверцы. Он шёл за нами.

В центре Тенявино мы от церкви, то есть руин её, взяли к кладбищу... Визг полозьев... Нас тянул мерин... Я ник на корточках в старых розвальнях, а в прямых пальцах Марки вновь реял 'Кэмел'... Близок был подвиг, и я уверен был: Марка ждёт целования - распоследнего, ведь последнее - для условного, распоследнее - архетипу... Мерин застыл, всхрапнув; и мы, взяв инструменты, двинулись... Заговеев, водя фонарь, метил фронт работ и плевал на помпезные тумбы в связке с цепями у монумента. Начали: сняли снег, били в почву. Льдинки летели; лица секлись болезненно. Заговеев твердил:

- Копайте.

- А, батя, здесь ли?

Тот отмахнулся.

Я рыл без устали.

Завалилась одна из тумб...

Лом вдруг стукнул.

- Он её чугуном, пёс, - и Заговеев явил нам гниль, - Марью... Надо окапывать...

Я лопатой скрёб наледь в мгле перегара от сотоварищей... Показались вдруг доски; мы извлекли их - гроб то бишь, весь во льду.

- Дак не зной, - повздыхал старик. - Ишь, пёс, Марью припёр мою!

Тумбу ткнули мы в крошево, вроде всё так и было, яму сровняли в снег и - гроб в розвальни. Молодой пошагал во Флавск, а мы - в Квасовку... В пойме видел я мальчика... Я родил сына к мукам. Сходно мой дед родил сына к мукам, прадедом вызван к бедам и мукам. Так испокон. Так шучивал да и шутит с живыми лживый мираж от слов. Но я первый, кто откопал зло, скрытое в чём нас 'правят': в нашем мышлении от идей и от смыслов.

Мерин достиг двора и застыл. У Закваскиных жгли прожектор.

Мы пронесли гроб на огород в шалаш. Заговеев держал фонарь. Там присели.

- Мочи нет, - он утёрся. - Бурт тут. Картофельный. Всё скоту скормил. Тут и спрячу. И не припрёт никто, Марью... Я не могу... Вы сами...

Просит помочь? Мне кстати. Я на войне, и я рад бить словь. Заговеев открыл бурт. Я хрипло начал: