Учитель физики, устами Яхи прозванный за свой большой рост Рыдванье
ром, как раз пытался получить от класса формулу количества теплоты. Леонид уже тогда задумывался (а иногда и высказывался – благо, что сей молодой учитель видел в нём интересного собеседника и человека – может быть, не с такой уж большой и каллиграфически-прописной буквы, как в литературе, но с физически твёрдой, плотной и ровной печатной «ч» – и в глазах Морозова сам являлся именно таковым), что само, допустим, это словосочетание «формула количества теплоты» звучит для уха ученика как тарабарщина или, скажем, магическое заклинание, не обозначающее в реальном мире ничего жизненно-реального, и единственная причина существования которого – непонятно кем заведённая традиция – «так надо». То же Морозов говорил и о других знаниях, упакованных в определения, формулы и графики (особенно, конечно, по алгебре и геометрии), которыми с утра до вечера пичкают учеников, которые по окончании заведения дай бог умели бы читать (медленно, со сбивками, почти по складам), написать с десятком ошибок заявление и без ошибки – свою фамилию, и считать купюры, изредка прибегая к калькулятору – то есть, как минимум лет пять обучения отходят С-орову Котофей-Иванычу под его пушистый хвост. Преподаватель, естественно, не разделял точки зрения ученика: доказывал, расшифровывал формулы, рассказывал о достижениях науки, а особенно техники. «Представь: скоро телефоны будут без проводов – можешь куда угодно идти, ехать и говорить! В телевизоре будет не три программы, а… двадцать три, а может и все сто!» – в общем, весь источал так присущую всем учителям веру в прогресс – в постоянное увеличение зарплаты, повышение квалификации, присылку новых учебников и пособий…– Старую? – устало-уныло переспросил Морозов («Всё равно, никто больше не вспомнит!..»), –
Учитель должен растолковывать, исподволь думалось ученику, внушать, почти что как гипнотизёр. Уж не надо, может, приговаривать к каждому слову на манер Кашпировского «Я даю установку», но можно же внятно интонировать, выделять главное и после него сильно сказать: «
– А скажи-ка, Лёнь, лучше, что там у вас за ремонт? – вдруг перебил учитель, улыбаясь.
Надо сказать, что звуки были явно не строительно-ремонтными, а несколько иными: музон, топот да присвист, пьяные возгласы типа «Опа!» да «Оба!» и звон посуды.
– Сейчас наверно полы мостят и обивают релином, – установил Морозов, едва сдерживая улыбку.
…Причём это же должен сделать на следующий день (или урок) и любой ученик: пересказать тот же текст из того же учебника! Разница лишь в том, что учт
Наверно всё же улыбнулся, но старался этому противодействовать, и стараясь, аж как-то больно растянул мышцы на лице.
– Да? Я так и подумал. Садись.
Физик тоже улыбнулся – свободно и широко: он всегда так улыбался, с завидным постоянством, а распаляясь-забываясь, ещё и прыскал слюной, как иногда Мирза или всегда как их общий прототип доктор Ливси.
…Тем паче, что сами школьные сведения, которые нам внушаются, почти что все настолько упрощены, искажены и так «интересно» подобраны, что вполне можно сказать, что они попросту не соответствуют действительности. Не соответствуют современной научной картине мира – принесите видному учёному – а лучше выдающемуся! – учебник по его дисциплине и спросите, что он думает – он только рассмеётся!.. Когда смотришь на портреты учёных (или литераторов), висящие на стене в классе, то само уж по себе это вызывает какую-то тоску: кажется, что они такие же скучные, занудные люди, как учителя и их предметы – как бы не так!
Леонид знал, что Рыдваньер тоже немного не чужд профанации, и в каком-то отношении тоже почитай его кореш. Он ведь едва не ровесник Кенаря, а выглядит в отличие от него, напустившего на себя солидность лишних лет двадцати (!), совсем по-свойски, почти как мальчишка. Сразу вспомнились две презабавных истории с его участием.
36-ep
Пару лет назад, когда окончивший вуз Рыдваньер только приехал и поселился с молодой жинкой в домике на отшибе, он сразу привлёк внимание всей честно
й компании, тогда, впрочем, только нарождающейся. Атитекторством тогда верховодил Яха, но начали себя проявлять и братья Морозовы, были тут, конечно, и их приезжий сосед Перекус, и скромный Мирза с совсем малолетним всепронырливым Шывырочком.