– Звёздочку! Звёздочку свою!.. – как эхом отозвался и невменяемый уже Яха.
– Молодой он ещё, короче. А я вот и призадумался…
Фермер столкнулся взглядом с пьяными глазками Шывырочка, старательно разливавшего «всем поровну». До Сажечки, казалось, ему нет никакого дела.
– Ну ты ж, дядь Лёнь, говорил, что всё развивается: наука и техника, фермерство…
– Ды не знаю, Серёжка… – Фермер опорожнил стаканище, а Шывырочек по привычке придвинулся-нагнулся к выпивающему, но Белохлебов не понял, чего от него хотят (на мгновенье даже мелькнула мысль: не к ширинке ли?! тьфу же!..), отодвинулся-отвернулся, затем выпростал и протянул ему пару купюр и тихо-отрывисто сказал: «Ток
– Ды ты поди и тырил, – тихо произнёс Сажечка, – холодильник-то не оттуда приволок?
Белохлебов удостоил сотрудника презрительным взглядом, но явно решил ему потрафить (а потом, может, по обыкновению и подшутить), обвёл взглядом «потухших», сидевших с закрытыми глазами Яху и Шлёпу, пустые стаканы на неприлично грязном столе… и вновь продолжал…
– Там ведь понимаешь, Серёжа, закачёно всё было на века! Миллионы денег, тонны железа, арматуры, аппаратуры, бетона, асфальта, техники!.. И кругом повсеместно такое! Если нападут – чем отражать?! Ведь и стояло всё веками – и заводы, и все объекты, и колхозы – а теперь враз всё порушилось! И вся провизия (и выпивка тоже нерусская… Сходи, Саш, из машины «Распутинку» принеси – польскую!), вся еда, продукция, вся куда-то делась! И кто будет выращивать её – охламоны вот такие?
Он кинул ключи помощнику, но Похватилин умудрился не поймать их.
– Тьфу! – смачно плюнул Белохлебов, закуривая плохо тянущиеся «Родопи», предлагая пачку Серёжке и Шывырочку. Обычно он не курит…
– И вообще всё какое-то уж не такое… Видаки у всех – фильмы любые, порнография везде продаётся – к чему это приведёт? В той же школе вы уж что называется (прозвенел звонок) в отказ пошли – в наше время такого не бывало…
– В отрицалово попёрли! – Сажечка возвернулся, довольный.
За ним показался и Морозов-старший, совсем в тему напевавший «Со мач траболь ин зе ворльд».
Узрев вновь вошедших к нему, Белохлебов не поленился повторить свою проповедь и для них. Причём, начиная обобщение, сбился на очередной проступок своего «любимого родственничка и профонда».
– Уж прикинь, Серёж, сучка-то вот эта опять к Генуркам летал. Ночью, хороняка хромая, выждал, как все уля
В предвкушении принятия спиртного помощник с поразительным равнодушием выслушал и про себя, и всё прочее, но под конец белохлебовских излияний его рудиментарное и угнетённое классово-историческое сознание, сжимавшееся как пружина, всё же не выдержало:
– Ты уж как бабка старая – причитаешь! Там было-то литров сто, а сжёг полтинник от силы. И видак пока у теб
– Молчи, щенок пузатый! – отмахнулся Белохлебов от помощника-правдоруба, как от надоедливой мухи или и впрямь как от треплющего за штанину маленького щеночка, толкнул стул с ним ногой, и тот брыкнулся на спину – благо, что на спинку.
– Как там сказано-то было, Леонид? – обратился он теперь к Морозову.