Русская Америка: Открыть и продать!

Поэтому ничто не мешало Адамсу разглагольствовать и далее, чем он и занялся, вволю отыгрываясь за свою притворную сдержанность в начале беседы:

— Наша Конвенция произведет на общественное мнение этой страны самое выгодное впечатление и настроит его в пользу России… Но если бы затруднения возникли в самый момент обмена ратификационными грамотами, это привело бы к иному результату… Я рассматриваю наши страны как естественных друзей. Как президент, так и я исполнены самого искреннего желания сделать все от нас зависящее, дабы уважить его императорское величество, и мы с неизменной готовностью и почтением встретим предложения, которые нам будут сделаны с его стороны…

Уважаемый читатель! Ну не наглость ли это? Тебе только что сделали вполне конкретные предложения, а ты заявляешь, что готов принять все, что тебе предложат, лишь для того, чтобы тут же вежливенько послать предложенное ко всем чертям!

Н-да!

И вот тут Адамс, увлекшись, дал немного маху и ляпнул такое, что позже позволило Тейлю его немного поддеть — хотя он до конца оплошкой Адамса не воспользовался…

Дело в том, что беседа официальных представителей двух стран — это не болтовня в уютном ресторанчике… Она фиксируется взаимно и нередко взаимно же потом согласовывается в виде резюме…

Так вот Адамс заявил Тейлю:

— Лично я придерживаюсь мнения, что наши соотечественники не имеют никакого намерения распространять свои торговые предприятия ни на Сибирь, ни на Алеутские острова; я не думаю также, что они собираются направиться на 59° или даже на 57° северной широты… Отнюдь не такого рода деятельность имелась в виду. Но официальный демарш на сей счет мог бы породить такую идею…

Как видим, Адамс милостиво оставлял Сибирь полностью русским… Но при этом проговаривался, что, по его мнению, имеющийся текст Конвенции 5 апреля дает американцам основания претендовать на свободу рук не то что на Алеутах или на Аляске, но даже в русской Азии!

Да… Дел-а-а!..

Но и это еще не все… Через несколько дней Тейль передал Адамсу на согласование резюме, где слова госсекретаря были изложены в том виде, в котором их услышал Тейль и в котором я их выше привел.

И вот тут Адамс начал настаивать на поправке… Он хотел, чтобы слова «…ни на Алеутские острова; я не думаю также, что они собираются направиться на 59° или даже на 57° с. ш…» были исключены…

— Но, господин Адамс, — возразил Тейль, — моя память может скорее оказаться несовершенной, чем мне изменить… Я ведь слышал это так!

— Нет, нет, я не мог так сказать, — тут же стал отнекиваться Адамс, — или вы меня неверно поняли, или я неточно выразился! Я недостаточно сведущ в делах, относящихся к американской торговле в тех краях, чтобы высказываться подобным образом! Я мог говорить только о побережье Сибири…

Тейль на память не жаловался, но «крамольные» слова пришлось убрать, по поводу чего он заметил: «Я весьма склонен подозревать, что господин государственный секретарь счел должным объясниться таким образом уже после некоторых размышлений».

Таким образом, подлинные планы США и их подлинное толкование статей Конвенции стали очевидными. Но это были уже волны после шторма…

Придирчивый читатель может спросить у автора: «Откуда такое знание подробностей — вплоть до того, как слушал Тейля Адамс? Автор что — в кабинете у госсекретаря за портьерой прятался?»

Я, конечно, свидетелем разговора не был, но моим информатором стал сам Тейль. Ибо я всего лишь позволил себе развернуть в диалог часть его депеши Нессельроде от 17 (29) января 1825 года — последнего года александровской России…

Да, МИД Нессельроде вроде бы и выполнил решение протокола от 21 июля 1824 года, но естественная медлительность тогдашних сообщений в совокупности с неестественной медлительностью МИДа сделала свое — никаких практических действий предпринять уже было нельзя.

29 декабря 1824 года Конвенция была передана в сенат, а 11 января 1825 года уже произошел обмен ратификационными грамотами. Адамс стращал Тейля в конце декабря, что в сенате противники, мол, Конвенции устроят драку и будут сопротивляться ее принятию, но все прошло быстренько и спокойно. Еще бы! Что они, янки, — дураки, что ли?

Это мы с тобой, уважаемый мой читатель, очень уж часто оставляем сами себя в дураках…