Увы, слухи Твена обманули, потому что через три с половиной месяца Фердинанда Петровича не пригласят на то «особое заседание», где окончательно и неожиданно будет решена продажа русских американских владений.
ФОКС удалился, но только ли для вручения резолюции конгресса и поздравлений по поводу благополучного исхода покушения на царя появлялся он в России?
Повод-то, если вдуматься, был ничтожным. Однако из антимонархической пули Каракозова раздули этакого развесистого республиканского слона.
Зачем?
Для демонстрации русско-американской «дружбы» с целью давления на Францию и Англию? Надо полагать — не без того...
Но насколько миссия Фокса имела своей задачей подтолкнуть царя к отказу от Русской Америки?
Хотя в научной печати и встречаются редкие прямые утверждения о том, что в ходе пребывания Фокса в России продажа и была обговорена и решена, все тот же академик Болховитинов однозначно заявляет, что влияние на сей счет было, но — общее, а вот конкретных переговоров не было, потому что нет, мол, о том никаких документов.
Но о каких документах может быть речь в таком деликатном деле? Ведь при всем своем августейшем самомнении и царь, и его брат не могли не понимать, что продажа русских земель им авторитета не прибавит (позднее я отдельно скажу об общественной реакции на нее).
Реконструировать события по документам можно и нужно. Но нередко простой принцип «Ищи, кому выгодно», известный еще римлянам, способен помочь нам не менее, а даже более документов!
Да вот и компетентный современник событий профессор Антонэн Дебидур в своей «Дипломатической истории Европы» пишет: «В середине 1866 г. американская делегация явилась с большой помпой поздравить царя со счастливым избавлением от покушения Каракозова. Она была принята по всей империи не только с большими почестями, но и с весьма знаменательным подчеркиванием сердечных чувств. Янки и русские в продолжение нескольких недель шумно братались. Впрочем, впоследствии между вашингтонским и санкт-петербургским кабинетами произошло и нечто большее, чем простой обмен любезностями. Так, например, в следующем году царь формальным договором уступил Соединенным Штатам русские владения в Америке (Аляску)».
Царь уступил не только Аляску, а еще и полосу до 54 градуса с примыкающим архипелагом имени его дяди, и Алеуты, и много еще чего. Но это единственное замечание, которое я могу сделать к цитате из Дебидура...
В сентябре 1866 года уезжает из России Фокс, а в октябре в Россию приезжает Стекль, затратив на очередной трансатлантический переезд около двух недель. Уезжает он обратно в январе 1867 года и 15 февраля прибывает в Нью-Йорк, завершив свое 11-е морское путешествие (то есть это была за несколько лет уже шестая его «челночная» поездка!).
С учетом всей этой «челночной» возни можно представить себе такую картину...
Стекль в течение нескольких лет пытался уговорить царя через его высших сановников и Константина (с которым в эти годы или виделся, или которому, что вероятнее, передавал соответствующие, говоря языком современным, «информационно»-«аналитические» материалы).
Но все такие попытки были с большим или меньшим успехом отражены.
Поэтому Фокс приехал, чтобы поставить вопрос прямо и практически. Причем уже непосредственно доверенным агентом американского правительства. Причем поставить на уровне одновременно и высшем, и неофициальном, под громы салютов и фонтаны шампанского...
И интерес Фокса к возможностям русского флота был тоже явно неслучайным. Ко второй половине 60-х годов Россия уже прочно обосновалась на Дальнем Востоке. Айгуньский договор 1858 года о русско-китайской границе, основание Владивостока, усиление русского тихоокеанского флота — все это заставляло янки торопиться.
Минимально умная русская политика в этом регионе, и — Русская Америка оказалась бы подкрепленной так, что ее переход к США мог стать проблематичным. Могли ли допустить это в Америке?
Выстрел Каракозова явился удобным поводом, и американец шведского происхождения Густав Ваза Фокс двинулся в Россию...
Он возвратился, сделал доклады Джексону и Сьюарду. Теперь вновь наступал черед Стекля...
И Стекль развил в Петербурге такую бурную деятельность, что уже сложно было понять, чьи интересы он представляет в столице Российской империи — русские или американские?
Он ведет переговоры с Константином, с министром финансов Рейтерном, с морским министром Краббе и, естественно, контактирует с Горчаковым. Формально решения принимают высшие лица империи, но фактически тон задает Стекль. Хотя, похоже, в узком кругу причастной к делу элиты зреет желание пойти даже дальше, чем этого хотели бы янки.
Тем более что, кроме документально зафиксированных контактов, у Стекля явно хватало и разговоров и встреч незафиксированных. Ведь поговорить в Петербурге ему было с кем...
За всей этой закулисной возней прошел ноябрь, и наступала пора оформлять итоги кулуарных разговоров в виде так любимых историками «бумаг».