Русская армия на чужбине. Драма военной эмиграции 1920—1945 гг.

Добровольцы в гражданском направлялись в Arys-Süd[651] (Восточная Пруссия), где происходило обмундирование и прикрепление к отдельным частям. Надо сказать, что переводчики были разного возраста, разных профес‹с›ий, разного происхождения и из разных мест Европы. Понятно, что они не знали, что начнется война с Советским Союзом. Да, очень подразумевали, думали, надеялись, что начнется война с Советским Союзом. А надеялись потому, что в войне видели единственный путь освобождения Россия от большевиков, от Сталина, от НКВД, от порабощения. Были уверены, что советская власть падет и опять возродится русская – национальная, свободная и, конечно, совсем независимая Россия.

Начальником роты стал на Восточном фронте прибывший ротмистр Заустинский – настоящий русский патриот, офицер Императорской и Белой Ар‹мии›. Он как и сам ротмистр Карцев был воспитанником Николаевского Кавалерийского училища. Простыми словами выражаясь, надо сказать, что его любили солдаты-добровольцы, бывшие красноармейцы (военнопленные), потому что они не могли не чувствовать, что он чистую русскую душою искренни любит Россию, любит русского человека и что он им начальник, брат и отец. Эту чувство куда больше стоит и связывает вместо организационных и других уставов, параграфов.

С ротмистром Заустинским роту создавали, добровольцев выбирали и обучали, сплочали, старш‹ий› лейтенант Насанов (бывший офицер Красной армии, бежавший в Финляндию, что-то в 1931–1933 году, если не ошибаюсь), Вл‹адимир› Втор‹ов›, прошедший военную школу в Франции (сильная и умная личность) и молодой (наверно 22 лет) Олег Горбачевский из Польши, насколько я знаю. Они одни других знали и это дало очень хорошее, удачное ядро для начала создания русских освободительных частей. Младшими руководителями были солдаты Красной армии. И это было начало в конце августа – начала сентября 1941 ‹года›. Начало было хорошее – русские люди нашли русских людей, которые хотели свободы и лучшего будущего России.

Когда еще шли первые подготовительные работы для создания отряда-роты добровольцев, когда было получено первое и принципиальное разрешение создавать русские добровольческие части, еще была надежда, что Гитлер послушает ген‹енерал-›фельдмаршала фон Браухич‹а› и откажется от наступления на Москву до весны 1942 года. Стоящий в твердых позициях фронт дал бы куда больше время и лучшие условия укрепить душевно и физически добровольческий отряд. Дабы лучшие условия отряду расти и организовывать с ним связанные отряды-роты и батальоны до того времени, когда можно будет их связать в более крупные единицы – в бригады и дивизии».

14 июля 1941 г. частями 9-й немецкой армии был захвачен город Велиж[652], которому было суждено стать колыбелью одной из первых русских антисоветских частей. Месяц спустя в городе началось формирование интересующих нас частей. Один из переводчиков 9-й армии зондерфюрер А. П. Заустинский получил разрешение на создание русской охранной антипартизанской роты, на формирование которой было передано 50 советских военнопленных и ряд белоэмигрантов, служивших в 9-й армии. Новая рота должна была стать частью создаваемого с 24 августа 1941 г. моторизованного антипартизанского подразделения при штабе командования 9-й армией[653]. Основой последнего была усиленная 9-я рота 18-го пехотного полка 6-й пехотной дивизии под командованием обер-лейтенанта резерва Георга Титьена. Один из сослуживцев Титьена позже писал о его подразделении: «Они были совершенно автономным подразделением и, выполняя свое исключительно опасное задание, могли полагаться только на свою собственную инициативу. Постепенно к Титжену[654] примыкало все больше и больше русских добровольцев, рота усиливалась и обновлялась и вскоре приобрела довольно широкую известность как «группа Титжена». Русские добровольцы были отважными бойцами, и в тех условиях ведения войны, которые складывались тогда, – чаще всего им приходилось действовать в огромных дремучих лесах – группа Титжена жила подобно шайке настоящих лесных разбойников»[655]. Не менее восторженные отзывы о подразделении и его русском командире оставил русский журналист-эмигрант Н. Н. Брешко-Брешковский: «Передо мною не человек, нет… Какая-то очеловеченная стальная пружина в серой офицерской форме. И глаза у нее стальные, бездонные, гипнотизирующие. Оторваться нельзя!.. Ими гипнотизировал он вчерашних красноармейцев, сегодня готовых идти с ним и за него и в огонь и в воду, и к черту на рога…

Какая выносливость, какая сопротивляемость мощного организма, какие дерзания воли!.. После почти смертельного ранения в грудь, с пронзенным пулею легким, весь забрызганный собственной кровью, он «приказал» себе остаться в строю… И остался на несколько месяцев, только раз выбыв на… десять минут. Это когда после ранения, во время спешной перевязки в зимнем лесу, под трескотню пулеметов, потерял сознание»[656].