Русская армия на чужбине. Драма военной эмиграции 1920—1945 гг.

С каждым годом пребывание в вынужденной эмиграции негативно отражалось на членах союзов: падала дисциплина, исчезала вера в победу и скорое возвращение домой. Незадолго до своей трагической смерти Главнокомандующий П. Н. Врангель издал приказ по РОВСу № 36 от 5 февраля 1928 г. со словами: «Принять все возможные меры для борьбы с упадническими настроениями, проникающими, в связи с затянувшимся нашим пребыванием за рубежом России, в среду чинов Русского Обще-Воинского Союза»[204]. Единственной доступной союзам мерой по укреплению внутренней дисциплины было более частое проведение собраний членов союзов и более активное вовлечение их в деятельность организаций. Нередко проведение общих собраний было сопряжено с дополнительными финансовыми затратами (аренда помещений, обязательная «чашка чая»[205]), что сделало проведение более частых собраний невозможным.

4 мая 1928 г. глава русской молодежной организации Ю. Л. Войцеховский покушался на советского торгового представителя в Варшаве А. С. Лизарева. Легко ранив чиновника, Ю. Л. Войцеховский был задержан, судим и приговорен к 10 годам заключения. Результатом этого теракта стало закрытие польскими властями Российского комитета и высылка его председателя В. И. Семенова за пределы Польши.

Виленский союз инвалидов распространил свою деятельность на всю Польшу и теперь именовался Союзом инвалидов в Польше. В рядах союза насчитывалось 147 членов, на их иждивении находилось 118 детей и 86 жен[206]. Правительство Польши выделяло на содержание инвалидов 48 000 злотых в год.

В КСХС жизнь союзов шла своим чередом. Руководство РОВСа уделяло большое внимание хранению знамен в храме Святой Троицы в Белграде. Приказом № 13 начальника IV отдела РОВСа от 5 октября 1925 г. устанавливался особый порядок охраны знамен и регалий, находящихся в русской церкви[207]. Охрану святынь должны были нести все общества (союзы), входящие в состав IV отдела, а также офицеры, не входящие в состав обществ, но добровольно присоединившиеся к этой миссии. Ответственным за распределение нарядов на охрану был назначен полковник В. И. Базаревич. Внутри обществ наряды распределяли их председатели. Дежурства длились с 18.00 вечера до 6 утра. В состав одной смены входило 3 офицера, один из которых являлся старшим поста и осуществлял смену дежурств и давал поручения другим офицерам. Охрана неслась снаружи церкви, в ненастную погоду использовалось караульное помещение. Инструкция предписывала дежурным при заступлении наряда проверять сохранность окон и дверей, следить за порядком на праздничных богослужениях, присутствовать при запирании дверей храма, поддерживать связь с ближайшим постом жандармерии. В качестве основного оружия против нарушителей использовался… свисток. Проверять охрану церкви имели право начальник IV отдела РОВСа, председатели обществ (несущих охрану), полковник Базаревич, генералы или штаб-офицеры, имеющие от указанных лиц соответствующее предписание.

В случае невозможности прибыть на дежурство офицеры должны были заблаговременно уведомить председателя своего общества. 18 декабря 1925 г. приказом № 14 начальника IV отдела РОВСа число офицеров в одной смене было уменьшено до 2 человек[208]. Постепенно затея с дежурствами сошла на нет, и вновь к ней вернулись лишь после перенесения праха Главнокомандующего П. Н. Врангеля в Белград.

1 февраля 1926 г. генерал П. Н. Врангель подал рапорт № 157/П Верховному главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу, в котором представил «подробную опись знамен и регалий, размещенных в Русской Церкви в Белграде…»[209].

В феврале 1926 г. Кубанская казачья дивизия продолжала работать на строительстве дороги. 4-я Запорожская сотня вела строительство на участке дороги Штип – Кочане, там уже трудились корниловцы (Корниловский конный полк Кубанского казачьего войска) и кубанцы, в то время как часть Технической роты перешла на работы в Смедерево. В Прекупле трудилась 1-я Уманская сотня.

Приказом по РОВСу № 48 от 18 августа 1926 г. генерал-лейтенант Мустафин был освобожден от должности председателя местного отделения Общества русских офицеров в КСХС в Любляне, а на его место назначен генерал-майор В. Жолтенко.

Несмотря на кажущуюся монолитность, галлиполийцев сотрясали и дрязги. Так, 3 октября 1926 г. генерал-майор Б. А. Штейфон на заседании совета Общества галлиполийцев в Белграде выступил с обвинениями в адрес генерал-лейтенанта Мартынова и главного правления в ряде упущений[210].