Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. Том 12

Галлиполи расположен за Мраморным морем, на берегу Дарданелльского пролива. К северу от него – полуостров, на котором стоит город, суживается, достигая у Булаира (в 18 км) всего 5–6 километров, а затем дорога ведет прямо на Константинополь. В случае каких-либо осложнений можно было внезапно пройти Булаир, а затем весь путь до самого Стамбула был свободен от артиллерийского обстрела. При незначительности союзных гарнизонов, при скрыто враждебном отношении к ним местного населения, твердые и стойкие части, какими скоро оказался 1-й корпус, могли явиться той искрой пожара, от которой могла загореться вся Европа. И это прекрасно ощущали и сами русские, и иностранцы, а потому у нас крепло сознание собственной силы, а у иностранцев – возникала необходимость считаться с этой силой.

Но как во всякой воинской организации личность вождя имеет первенствующее значение, так и для 1-го корпуса личность генерала Кутепова стала неразрывно связанной с его существованием. Необыкновенно прямой, смелый, патриотически настроенный, знающий психологию солдата и офицера, генерал Кутепов сумел не только слить всех в одно монолитное целое, но выявить то, что доминировало над всем: над всеми традициями старых полковых ячеек, преданиями гвардейских полков, навыками добровольческих частей – появилась, росла и крепла покрывающая все галлиполийская традиция.

Части 1-го корпуса уже перестали быть разрозненными элементами. Они перестали быть только военными частями. Как на всякой гражданской войне каждый участник есть воин и гражданин, разрушитель зла и созидатель новых форм, так галлиполийская армия окружила себя атмосферой русской государственности, со всеми ее атрибутами: своим судом, своей общественностью, своей литературой и искусством. На берегу Дарданелл генерал Кутепов создал микрокосмос России, и каждый участник этого изумительного явления чувствовал себя не пассивным, но творцом все новых и новых ценностей.

Казачья группа была в совершенно других условиях. Громадное большинство составляли подлинные казаки, оторванные от своих родных станиц. Казачий патриотизм, доказанный на вековой истории казачества, подымается до небывалых высот во время боев и тускнеет, когда казак-воин превращается в казака-земледельца. И когда казак оставляет свою пику – он тоскует по земле, по хозяйству, по своим родным станицам, тоскует, как русский мужик.

В казачьих частях не могло быть такого числа квалифицированно-интеллигентных людей, не было такого процента офицерства, и казачье офицерство в большей своей части вышло из среды тех же казаков-землеробов. Борьба с большевиками была для них не только борьбой за Россию, но и борьбой за тихий Дон и родную Кубань: принципы культуры и права уступали место стремлению освободить их вольные степи.

Казачья группа была сразу разрознена. Донской корпус был разбит в целом ряде лагерей у Константинополя (Хадем-Киой, Санджак, Чиленкир и Кабаджа); в нем числилось 14 630 человек. Кубанцы были помещены на острове Лемнос (16 050 человек). В отношении частей, находящихся в районе Константинополя, союзники сразу же приняли все меры, чтобы обезопасить эту часть на случай непредвиденных осложнений; Лемносская группа, обезоруженная, была со всех сторон окружена водою и оказалась заключенной в громадную водяную тюрьму. Таким образом, казаки, разделенные на две половины, не могли уже представить той физической силы, которая импонировала бы иностранцам.

В этих условиях жизнь казаков была лишена того романтизма, который пропитывал части 1-го корпуса. Жизнь свелась к тому, чтобы сохранить свое независимое существование, – ив этих условиях трудно было требовать, чтобы идея борьбы за отвлеченные ценности стояла всегда на первом плане. Физические условия жизни были много раз труднее суровой обстановки Галлиполи; заманчивые предложения вернуться домой были гораздо более чувствительны для сердца простых казаков. Если же принять во внимание, что казак гораздо легче мог найти тот черный труд на стороне, который пугал интеллигента и профессионального кадрового офицера, – то станет ясно, что борьба с распылением казачества была во много раз труднее, чем борьба за сохранение кадров 1-го корпуса.

Мы должны признать, что эта борьба, проводившаяся командиром корпуса, генералом Абрамовым, была выполнена с изумительной твердостью и тактом. Своим личным авторитетом и знанием казачьей души он удерживал колеблющихся от ухода из организации; своим тактом, который не мог быть подкреплен силой оружия, он добивался у французов существенных уступок. И в результате, несмотря на все неблагоприятные условия, он добился спасения казачьих кадров.