Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. Том 12

Первая его мера сводилась к изолированию тех, кто ушел в беженцы: для них был построен специальный лагерь в одном километре от воинского лагеря. Вторая мера, которая вызвала резкий конфликт между генералом Кутеповым и представителем Всероссийского Земского союза Б.К. Краевичем, состояла в том, что те, которые ушли в беженцы, но не покинули еще территории Галлиполи, подчинялись во всем требованиям воинской дисциплины: генерал Кутепов считал, что присутствие «свободных граждан» рядом с воинскими частями неминуемо повлечет за собой падение общей дисциплины и расшатает основы воинской организации. И мы думаем, что крепость галлиполийского корпуса много зависела от того, что, в противоположность Константинопольскому району, все были одинаково подчинены суровому воинскому регламенту. Третье, наконец, против чего боролся генерал Кутепов, не останавливаясь перед преданием суду, – это дезертирство, уход из армии без соблюдения нужных формальностей, тайком, часто с захватом казенного имущества. Против этого зла был выдвинут весь арсенал военной репрессии. Эти меры значительно укрепили ядро корпуса. Они позволили ему сохраниться даже в тех невероятно трудных обстоятельствах, которые создались после решения французского правительства о нашем распылении.

В корпусе начался сложный процесс дифференциации и естественного подбора. И этот процесс разразился вскоре случаем, имевшим очень большие последствия. Пришел пароход, и французы объявили, что они принимают на него желающих уехать в Болгарию на работы. Соблазн был очень велик: вопрос о переброске в славянские страны, который был поставлен Главнокомандующим в ответ на заявление французов о невозможности содержать армию бесконечно, затормозился. Французское предложение подоспело как раз в тот момент, когда мечта о славянских странах отдалилась на неопределенное время. Вопрос о том, что таким неорганизованным отъездом люди подрывают основы воинской дисциплины, многим не приходил в голову, и 23 мая до 1000 человек под французским покровительством отбыли в Бургас.

Их отъезд пробил большую брешь в теле первого корпуса. Важно было не количество: число уехавших составляло всего 3,9 процента. Такое массовое нарушение дисциплины показывало на внутреннюю болезнь, было дурным примером, подрывавшим все устои, на которых сохранялась армия. Надо было принять решительные меры – и на следующий день, 24 мая, генерал Кутепов издал приказ, в силу которого в течение трех дней, до 27 мая, предлагалось каждому свободно уйти в беженцы; но те, кто оставался после этого срока, должны были взять на себя определенное моральное обязательство, и уход после этого срока приравнивался к дезертирству со всеми его последствиями.

Приказ генерала Кутепова был чрезвычайно смел по своей мысли, он ставил на карту все существование армии. Он бросал вызов всем тем, кто упрекал командование в насильственном держании в «кутеповском застенке». Каждый в эти три дня должен был передумать тысячу мыслей, проявить ту инициативу, от которой отвыкают люди, привыкшие к дисциплине. Для многих эти дни были днями тяжелой душевной драмы и незабываемых переживаний. Но дни эти прошли. Из армии ушло две тысячи человек. Корпус очистился от колеблющихся и внутренне окреп.

Интересно отметить, что самовольная отправка в Бургас вызвала приказ Главнокомандующего, который до деталей воспроизводит приказ генерала Кутепова от 27 мая, изданный им на свою личную ответственность. Приказ Главнокомандующего, датированный 30 мая, то есть изданный вне зависимости от приказа генерала Кутепова, еще неизвестного тогда в Константинополе, показывает на удивительное единодушие наших вождей.

Указывая на то, что переброска армии скоро начнется, но что французские власти, минуя русское командование, предложили желающим грузиться в Болгарию, генерал Врангель говорит: «Я известил болгарское и сербское правительства, что отвечать за порядок и дисциплину самовольно отправляющихся толп не могу. Не сомневаюсь, если таковые приняты не будут. Дальнейшая их участь мне безразлична. Вместе с тем приказываю:

1. Командирам корпусов немедленно предложить всем желающим перечислиться из частей в беженские лагеря, назначив для записи трехдневный срок.

2. Объявить записавшимся, что они свободны отправиться куда пожелают, но пока они остаются в беженских лагерях, на казенном пайке, они обязаны подчиняться порядку, установленному в лагерях.

3. Строжайше воспретить возвращение в части из беженских лагерей обратно.

4. Тех, которые, не записавшись в указанный срок в беженские лагеря и оставаясь в частях, будут самовольно оставлять ряды, арестовывать и предавать военно-полевому суду, как сознательно вносящих разложение в части.

5. Командирам эшелонов под личную ответственность вменяю не принимать на посадку отправляющихся одиночным порядком, а если таковые будут посажены французскими властями, – по прибытии в порт немедленно о них докладывать русскому представителю в пункте высадки.