Русская артиллерия<br />(От Московской Руси до наших дней)

Оглушенный и ослепленный враг, пораженный неожиданностью нападения, отвечал вяло и беспорядочно. У противника не было определенного плана стрельбы.

…Но вот русская артиллерия вдруг перестала стрелять. Наступило полное молчание. Противник облегченно вздохнул. Ад кончился. Правда, теперь надо было ожидать атаки русской пехоты. Но после этой сумасшедшей артиллерийской подготовки никакая атака уже не казалась страшной. Австрийцы, венгры, немцы покинули свои укрытия и перешли в окопы.

Но передышка продолжалась всего пятнадцать минут. С той же внезапностью, с какой был прекращен огонь, налетел новый ураган снарядов. Еще чаще стал смертоносный ритм стрельбы русской артиллерии. Бросая погибших и раненых в окопах и ходах сообщения, австрийцы, венгры, немцы бежали обратно в свои убежища. После такой короткой передышки — как правильно рассчитали русские артиллеристы — нервы противника, в силу реакции, невероятно ослабели. Переносить размеренную бомбардировку стало еще труднее. У многих наступила характерная апатия и отупение.

Около 10 часов утра артиллерийский огонь заметно ослаб и стал постепенно переходить на вторую линию австро-венгерских позиций. По всем признакам начиналась атака русской пехоты. Усталые и измученные австрийцы, венгры и немцы вылезли из своих убежищ, встали к уцелевшим пулеметам, у ружейных бойниц, под защиту траншейных козырьков.

Однако русская пехота опять не пошла в атаку. И опять через пятнадцать минут на передовую линию противника обрушилась лавина бомб и снарядов. Шрапнель производила страшные опустошения среди неприятельских солдат. В смятении и ужасе ринулись уцелевшие в живых к бетонированным укрытиям и лисьим норам.

Огонь русской артиллерии достиг небывалой силы, не теряя своей правильности. Тяжелые пушки и гаубицы стреляли через каждые две минуты. И через каждую минуту посылали легкие орудия свои гранаты. Они долбили и рвали последние препятствия в укреплениях австро-венгров. Русские артиллеристы — наводчики, замковые, правильные, заряжающие, ящичные — работали с неслыханным напряжением сил, чтобы все время поддерживать такой бешеный ритм стрельбы.

Неприятельские солдаты больше уже не представляли собой организованное войско. Это было сборище душевно потрясенных людей, думающих лишь о личном спасении.

Так продолжалось еще более часа. И артиллерийский огонь стал убывать, постепенно уходить вперед.

Ровно в полдень русская пехота поднялась в атаку. Роты и батальоны устремились в широкие проходы, которые проделала артиллерия в проволочных заграждениях. Можно было ожидать, что атакующих встретит сильный ружейный, пулеметный и орудийный огонь противника. Но этого не было. Неприятельские орудия, подавленные огнем русской противобатарейной группы, либо молчали вовсе, либо же стреляли медленно и плохо. Молчали и пулеметы в разрушенных блиндажах. А большинство защитников австро-венгерских окопов сидели в страхе в своих убежищах, боясь снова попасть под ложный перенос огня и не веря, что русская пехота действительно идет в атаку.

А между тем русские артиллеристы, руководствуясь выработанным планом, перенесли свой огонь на те цели, которые были намечены в боевом расписании: «С началом движения пехоты». Они били по ходам сообщения, по второй линии неприятельских окопов, по крайним высотам — 272 и Лысой горе, по Камчатскому оврагу, лощинам, откосам холмов, — одним словом, по всем местам, где могли быть сосредоточены резервы противника и где эти резервы могли пойти на помощь передовой линии. Открытые же места обстреливались редким огнем, но каждую минуту, в случае появления противника, артиллерия могла перейти на сильную беглую стрельбу. Это была огневая завеса. Она образовала широкую дугу, которая стальной стеной изолировала от внешнего нападения бегущую вперед русскую пехоту.

Через двадцать минут части 11-й и 32-й русских пехотных дивизий почти беспрепятственно заняли всю первую линию окопов противника.

Австрийцы, венгры и немцы, окончательно деморализованные, не оказывали сопротивления. Лишь иногда раздавались одиночные выстрелы. Глубокие подземные убежища, построенные с такой тщательностью под руководством германских инструкторов, оказались ловушками. Стоило лишь одному русскому пехотинцу встать у входа в убежище с ручной гранатой, как спасения уже не было, — весь гарнизон сдавался в плен.

Вскоре подоспела и 19-я пехотная дивизия. Она спешно занялась перелицовкой взятых окопов. Солдаты переносили мешки на обратную сторону, рыли бойницы, устраивали козырьки…

А передовые части, неудержимо стремясь вперед, пошли дальше…

Но вот со стороны хутора Влайко и деревни Доброноуц показались цепи противника, идущего в контратаку. Густые колонны свежих резервов австро-венгров быстро приближались. В этот момент русская артиллерия открыла частый огонь своих батарей, устраивавших огневую завесу. Вновь поднялась непреодолимая стена огня и стали, осыпая противника шрапнелью и осколочными гранатами. Австро-венгры дрогнули и отступили.