Русская Австралия

После окончания Второй мировой войны учет прибывающих эмигрантов также велся отвечавшей за этот процесс Международной организацией по миграции (IRO). Согласно ее статистике, в Австралию из послевоенной Европы прибыли 19 607 украинцев, 670 белоруссов и 4944 русских. Однако, по данным исследователя К. Хотимского, только в 1949 г. из Европы переехали 4520 русских беженцев, а в 1950 г. — 1690. В переписи населения от 1954 г. 13 091 русский указал местом своего рождения СССР. В 1986 г. в Сиднее члены Австралийского совета церквей и сотрудники Иммиграционного департамента устроили прием, на котором было объявлено, что программа по расселению русских эмигрантов из Китая была закончена в мае 1984 г. и всего в Австралию по этой программе прибыло более 15 тыс. человек (Единение, № 33, 1986). Всего же к августу 1994 г. в Австралию прибыло 5 218 000 эмигрантов.

Как вспоминает эмигрант послевоенных лет, ветеран Русского корпуса, ныне покойный Ю. М. Доманский, Сидней XXI в. уже совсем не тот, что был в те дни, когда здесь появились первые послевоенные эмигранты — молодые, буйные, талантливые, воспитанные войной, готовые обратить Австралию в рай земной, в такой, какой им хотелось. Похожий опыт удался в Харбине, Шанхае, так почему бы не попробовать и в Австралии? Сегодня Сидней совершенно иной, незнакомый, совсем не тот тихий, уютный провинциальный город, каким он был 60 лет тому назад. Глубокая английская провинция времен Чарльза Диккенса. По Сиднею уже бегали автомобили, автобусы, катились по рельсам электрические трамваи, а в Ньютауне все еще показывали дом, в котором стоял свадебный стол из романа Диккенса. Конечно, в то время все уже было по-современному, но водитель автомобиля на перекрестке высовывал из окна руку и показывал, куда он поворачивает. На автобусах и больших грузовиках были установлены желтые железные ладони, которые со скрежетом и грохотом выдвигались наружу и указывали направление. И люди были другими. В 40-градусную жару солидные мужчины — чиновники, учителя, хозяева частных магазинов, одетые в суконные костюмы, с цепочкой и с брелоками через весь живот, при галстуке и в шляпе, — стояли группами на тротуарах, заложив большие пальцы в верхние карманы жилета, и вели непринужденный разговор. При встрече с дамой полагалось снять шляпу и с низким поклоном уступить ей дорогу. На дамах были длинные, до пят, платья с множеством оборок и бантиков и широкополые шляпы с цветами. Зонтиков от солнца никто не носил — считалось неприличным.

«На нас, эмигрантов, австралийцы смотрели как на людей с луны — уже потому, что мы ходили без шляп и пиджаков, говорили на каких-то странных языках, неимоверно коверкали английский, на котором, как верили австралийцы, сам Господь Бог говорит. И, что самое странное, эти дикари живут в Австралии уже несколько лет, а в тюрьмах их нет. А где там нам, эмигрантам, было еще в тюрьмах сидеть? Да и люди-то мы были не тюремного типа. Эмиграция всех европейских народов состояла главным образом из интеллигенции. И все были рады, что, наконец, добрались куда-то, где после десятка дет войны и скитаний по всякого рода лагерям и связанных со всем этим передряг представилась возможность начать нормальную жизнь» (Ю. М. Доманский).

И если еще в 1911 г. русский эмигрант, бывший эсер Г. М. Иванов писал своему другу в Россию: «Нет ничего хуже для мыслящего человека, когда его не понимают окружающие, когда он ежеминутно живет с мыслью, что благодаря незнанию языка окружающие считают его ниже себя, некультурным, полудикарем, хотя бы эти окружающие в действительности стояли и ниже его во всех отношениях», то подобное сохранялось и в последующие годы и десятилетия. Отголоски слышны и по сей день, даже в многонациональной Австралии.

Послевоенный наплыв эмигрантов в Австралию начался с конца 40-х гг. прошлого века, а уже в 50-х иностранная речь слышалась повсюду. Появилось много иностранных кафе, называвшихся тогда милк-барами, деликатесных, кондитерских. Пекарни — греческие, итальянские, венгерские, польские, румынские, сербские — какие угодно! Были и русские предприятия, открытые еще прежними эмигрантами, приехавшими в 1920–1930 гг.