Русская басня

        «Хозяин стал не в меру лих!
Такую жизнь,— сказал в конюшне рыжий мерин,—
        Терпеть я больше не намерен:
        Бастую — больше никаких!»
И мерину в ответ заржали все лошадки:
        «Ты — прав, ты — прав!
        Стал больно крут хозяйский нрав,
И далеко зашли хозяйские повадки!»
        Бывалый мерин знал порядки.
        Он тут же внес на общий суд
           Ряд коренных вопросов:
              Про непосильный труд,
Про корм из завали, гнилой трухи, отбросов
(Сенца не видели, где ж думать об овсе?),
Про стариков, калек,— про тех, что надорвались...
Лошадки обо всем в минуту столковались,
        А столковавшися, забастовали все!
        Хозяин промышлял извозом,
            Так потому его,
При вести о таких делах, всего
        Как будто обдало морозом.
        Но все ж на первых он порах,
Хоть самого трепал изрядный страх,
            Прибег к угрозам.
        Не помогло. Пришлось мудрить.
Лошадок пробует хитрец уговорить
            Поодиночке.
        Дела на мертвой точке!
Хозяин — зол, хозяин — груб,—
        То бороду рванет, то чуб,
           И наконец с досады
              Стал даже пить.
        «Ведь до чего же стойки, гады!
        Никак, придется уступить!»
        И уступил бы. Очень просто.
        Да — как бывает у людей:
На чистом теле вдруг короста! —
        Без скверного нароста
        Не обошлось у лошадей:
В надежде выслужить почет, покой и негу
        Дал впрячь себя в телегу
            Жеребчик молодой.
Вздыбились лошади: «Гляди, подлец какой!»
        Родная мать, мотая головой,
            Сынка стыдила:
«Мать, братьев променял ты на щепоть овса!
И как тебя на свет я только породила,
            Такого пса?»
        Меж тем хозяин ободрился,
        На «псе» на бойню прокатился,
Всех забастовщиков сбыл с рук — и дня не ждал:
Скорей купил и впряг в погибельное дышло
            Лошадок новых.
            Что же вышло?
        Жеребчик прогадал:
        Хозяин взял привычку
        Пускать покорного скота
            На всякую затычку.
Так «пес» не вылезал почти из хомута!
И каялся потом не раз он, горько плача,
            Да поздно. Под конец
Жеребчик стал — куда там «жеребец»! —
Как есть убогая, заморенная кляча!

ПРАВДОЛЮБ