В принципиальном смысле русское богословие устраняет всякую «унию» — кроме всецелого обращения инославных исповеданий к православию (см. анонимный труд «История Флорентийского собора». Москва, 1847; проф. А. Л. Катанского «История попыток к соединению церквей греческой и латинской в первые четыре века по их разделении». СПб., 1868; ср. также анонимно изданную книгу «В защиту православной веры». Петроград, 1916; ответ католическому полемисту И. А. Забужному: «В защиту веры». СПб., 1908, 2-е изд. Петроград, 1914; 3-е изд. под заглавием «Православие и католичество». Царьград, 1922) — в духе Церкви Православной, которая всегда молится о соединении церквей в вере и любви (см. митрополита Московского Филарета «Значение церковной молитвы о соединении церквей» в «Прибавлениях к Творениям Св. Отцов», 1860 г. Ч. XIX). Тем не менее, догматическая оценка по степени возможного приближения слишком различна: для католичества и англиканства, сохранивших природу Христовой церковности, принимается смягчение даже по самым болевым вопросам, напр., о Filioque (у проф. В. В. Болотова) и англиканской иерархии, а протестантизм, хотя обильно утилизируется по своей научной литературе, но доктринально отвергается категорически, как просто религиозный рационализм, неустранимо ведущий к подрыву откровения, Божественности Христа и богоучрежденности Церкви, угрожающий анархически-субъективным индивидуализмом и потому могущий питать в России разве лишь сектантский мистицизм под разными формами своеобразного и причудливого преломления.
III. СЕКТОВЕДЕНИЕ
Инославные исповедания способствовали распространению на Руси сектанства, почему естественно отметить здесь русское сектоведение. Оно раньше предполагалось при кафедре раскола, по академическому уставу 1910 г. упоминается прямо — хотя в качестве дополнения к «истории и обличению западных исповеданий», и только в уставе 1912 г. выделяется в самостоятельный предмет. О русском сектанстве друг Шлейермахера — Август Гакстгаузен еще в 1847 г. свидетельствовал сродство с протестанством, говоря, что ему предстоит играть значительную роль во всемирной истории, как это для России слишком подтвердилось в истекшую войну… Указанную внутреннюю близость удостоверяет и обширное немецкое исследование Юрьевского проф. К. К. Грасса о хлыстах и скопцах. В свою очередь русские ученые полагают, что само слово «секта» перешло к нам из Германии в смысле ереси, причем нечто иноземное, постороннее всегда принимало участие в образовании русского сектанства, возникавшего и развивавшегося под влиянием тех или иных наносных влияний от различных философских и богословских идей, а распространение по Российской территории обычно шло по путям немецкой колонизации и вместе с ней.
Во всяком случае, если не собственно генетическое соотношение, то предметный параллелизм — здесь совершенно бесспорны. Это показывает, что в народном православии русском были опасные микробы мистически-рационалистической заразы. По этой причине данное явление требовало особого пристального изучения даже по интересам собственной безопасности, как к этому направляли русскую историческую науку и несомненные аналогии русского сектанства с древнейшими ересями, открывая обеспеченную возможность для лучшего, более живого и конкретного понимания последних. Тем не менее, эта дисциплина долгое время оставалась в некотором научном забросе, хотя теперь имеет уже несколько систематизированных пособий, а проф. о. Т. И. Буткевич издал целостный «Обзор русских сект и их толков» (2-е изд. Петроград, 1915).
Прежнее сектоведение в наихудшей степени разделило судьбу штудий по изучению раскола, когда предмет рассматривался по преимуществу с утилитарно-полемической точки зрения. Отсюда получились два неблагоприятные следствия, что все секты 1) брались в своей законченности, без полного историко-доктринального генезиса, и 2) освещались с возможно невыгодной стороны, если даже недавняя (СПб., 1914) брошюра проф. С. Т. Голубева выражает в заглавии, что «лицемерие есть основная черта наших мистических сект»… Неудивительно, что и академические диссертации носят слишком теоретический, отвлеченный характер догматического ратоборства, воюя с выводами независимо от исторических предпосылок и жизненных основ, и потому в своих опровержениях уклоняются от научных норм объективной и солидной аргументации, впадают в шаблонную полемически-пристрастную примитивность (напр., книга М. A. Кальнева). В этом направлении работал (под редакцией B. М. Скворцова) и С.-Петербургский (Петроградский) журнал «Миссионерское обозрение» наряду с некоторыми провинциальными органами.