Русская борзая

Конторкой можно пользоваться, говорилось в письме, как обычным письменным столом до тех пор, пока три определенных действия (которые отправитель письма отметил разными цветами) не приведут в движение скрытый за зеркалами механизм. Действие механизма крайне просто, предупреждал отравленный, – сначала нужно повернуть столбик в направлении его вращения и отпереть левый ящик – это было отмечено синим цветом. После чего следовало отпереть правый ящик, что обозначалось белой краской, и наконец – отомкнуть крышку стола и опустить доску, словно собираешься на ней писать. Последнее действие обозначалось красным цветом и открывало зеркала. Если все было сделано в указанном порядке – синее, белое, красное, – тайный механизм, помещенный в конторке и связанный со столбиком и замќами, активизировал устройство, отравляющее зеркала за столбиком и убивающее первого, кто перед ними появится.

Итак, при помощи конторки совсем нетрудно было совершить идеальное преступление. Достаточно было, чтобы он вместе с ключами оказался собственностью жертвы. Непосредственно перед преступлением – и это являлось самой сложной частью дела – следовало повернуть столбик. Все остальное со спокойной душой можно было предоставить владельцу конторки. Рано или поздно он обязательно произведет три действия, обозначенные синим, белым и красным цветом, и смерть наступит в тот час, который и убийца не знает заранее.

Вот такое письмо было у Миака, и такое устройство он хранил в своем доме, не зная, что с ним делать, и спрашивая себя порой, произошло ли порученное убийство, казнен ли отравитель и действует ли механизм до сих пор.

Но тайны своей Миак никому не открывал. Он начал бояться зеркал, конторку держал запертой, а единственное зеркало в доме занавешивал сеткой от комаров, будто опасаясь, что из него выползет в комнату какая-нибудь ядовитая гадина. И еще одно его беспокоило. Когда Миак приобрел конторку с письмом в тайнике, в той же партии была еще одна конторка, точно такая же, которую он, прежде чем узнал тайну ядовитых зеркал, продал Народному театру. Теперь вторая конторка служила реквизитом в Доме у памятника, и Миака успокаивало только то, что до сих пор из театра не поступало никаких неприятных известий о зловредном действии конторки и ее зеркал.

Конечно, он не принимал на веру каждое слово в письме, но считал, что осторожность никогда не помешает. Миак был робок и миролюбив, знал, что тайну лучше хранить во рту, чем в ушах, и удивлялся людям, интересующимся убийствами, методами и орудиями насилия.

А к нему нередко обращались за помощью и советом страстные собиратели турецких ятаганов с красными от крови стихами на лезвиях, ибо кровь остается в буквах навсегда, коллекционеры кремневых пистолетов и ружей, заряжающихся с казенника, ценители аркебуз с прикладом в виде топора и стволом в виде пушки, любители дорогих ножей и кинжалов, прячущие в просоленных чехлах стволы и лезвия. Всем им Миак отказывал, потому что почти ничего не знал об оружии, ни о современном, ни о старинном.

Однако именно оружие вскоре ему понадобилось.

2

Среди школьных товарищей Миака был один высокий парень, еврей, который грыз волосы и ровнял брови с помощью слюны. Крупный, но на удивление болезненный, он приходил в школу с платком во рту, если поднимался туман. Звали его Каим Нави. Говорили, что он может есть только женские лимоны и не особенно силен, а вся его сила – в быстроте. Он любил говорить: «Притворяясь привидением, человек и сам становится призраком!»

Он мог попасть бритвой в птицу, всегда держал руки за пазухой, а бил только ногой. Смотрел на жертву своими глазами цвета глины и вдруг зажмуривался. В момент, когда противник менее всего этого ожидал, потому что нападающий жмурился, Нави наносил тому жуткий удар носком ботинка в подбородок.

По окончании школы каждый из них пошел своим путем, и Миак запомнил только фразу, которую Нави говорил, зажмурившись:

– Жмурься почаще, ибо на том свете будешь смотреть ровно столько, сколько на этом жмурился!

Они случайно встретились и снова сблизились благодаря общей любви к старинным вещам. У Нави были теперь усы, он носил темную одежду со светлыми обшлагами и был страстным коллекционером мебели прошлого века. По воскресеньям они встречались обычно в Театральном клубе, ели клецки в уксусе и болтали, и Миак помогал другу превратить дом в маленький музей. Так и шли дела до тех пор, пока свиньи купались, а потом все резко переменилось.