Владимир Пропп писал: «Яга — очень трудный для анализа персонаж. Ее образ слагается из ряда деталей. Эти детали, сложенные вместе из разных сказок, иногда не соответствуют друг другу, не совмещаются, не сливаются в единый образ. В основном сказка знает три разные формы яги. Она знает, например, ягу-дарительницу, к которой приходит герой. Она его выспрашивает, от нее он (или героиня) получает коня, богатые дары и т. д. Иной тип — яга-похитительница. Она похищает детей и пытается их изжарить, после чего следует бегство и спасение. Наконец, сказка знает еще ягу-воительницу. Она прилетает к героям в избушку, вырезает у них из спины ремень и прочее. Каждый из этих типов имеет свои специфические черты, но, кроме того, есть черты, общие для всех типов. Все это чрезвычайно затрудняет исследование».
Что ж, действительно, в сказках речь идет о двух совершенно разных Ягах, и одна — мучительница, летающая в ступе. Здесь запечатлена память о предводительнице кочевников, которые посеяли много зла. Во главе грабительского отряда скакала мать племени, а к ее седлу был приторочен котел — «ступа». Кстати, «ягой» называли всякую старую и злую женщину. «Часто ягой, — отмечал Пропп, — названы персонажи совсем иных категорий — например, мачеха. С другой стороны, типичная яга названа просто старушкой, бабушкой-за-дворенкой и так далее».
Ответ на вопрос, откуда взялась двойственная природа Яги, следует искать в трудах замечательного филолога-слависта Александра Афанасьевича Потебни (1835–1891). Исследовав родственные связи русской Яги с мифами других народов, сравнив ее с немецкой фрау Хольдой, итальянской феей Бефаной (она и по сей день под Новый год разносит ребятишкам подарки), славянской Ежи-бабой, древней скандинавской богиней смерти Хель (у нее была костяная нога), он пришел к следующему выводу: «…Яга посылает души на свет и принимает их оттуда; она, как одно лицо с Мораной, имеет ключи от неба, следовательно, непосредственную власть не только над душами людей, но и над природой».
И далее Потебня пишет, что если Яга общается с ведьмами и летает так же, как они, то из этого вовсе не следует, что она тоже всего лишь ведьма. Нет, речь может идти только о позабытой языческой богине, дарительнице жизни и смерти — Моране, которую в сказках также называют Марьей Моревной. Это сравнение тем более убедительно, что любая ведьма, а уж тем более богиня чаще всего выступала в двух ипостасях — прекрасной девы и старой карги. И обе сохраняли свою двойственную натуру: молодая и, как правило, необычайно красивая колдунья могла лишь показаться доброй, несмотря на свою черную душу, а вот уродливая старушка подчас становилась доброй советчицей и помощницей. Увы, красота чаще всего не является олицетворением доброты, как и уродство — не символ зла. Словом, не стоит путать эстетику с этикой.
Пожалуй, к сказанному нужно добавить, что Яга отвечала еще и за второе рождение — инициацию, суровое испытание, которое должны были пройти в лесу юноши, дабы обрести право называться мужчинами. Жили они в это время вдали от семьи, в охотничьих избушках, которые устанавливались на высоких сваях — для защиты от диких зверей. Испытания эти действительно подчас были очень суровыми, и в лесу далеко не все юноши выживали… если им не помогала добрая лесная богиня — Яга…
Непременными атрибутами Бабы Яги, кроме ступы, были еще и помело, метла. Баба Яга «в ступе едет, пестом упирает, помелом след заметает». Именно на помеле ведьмы отправлялись на шабаш на Лысую гору. Кусты растения омелы на дереве также называли ведьминым помелом или вихоревым гнедом (домом вихря). Существовали поверья о том, что во время града помело нужно выкинуть в окно, тогда град прекратится. А вот беременным женщинам через помело переступать не следовало, иначе роды могли оказаться очень тяжелыми. Существовало много иронических поговорок: «Бабий язык, что чертово помело»; или о нескладном человеке: «Ноги колесом, голова помелом, руки веником».
Кощей
Кощей Бессмертный (или Кащей) — может быть, самая загадочная фигура в русских сказках. Афанасьев, например, считал, что Змей Горыныч и Кощей Бессмертный если не один и тот же, то, во всяком случае, взаимозаменяемый персонаж: «Как существо демоническое, змей в народных русских преданиях выступает нередко под именем Кощея бессмертного. Значение того и другого в наших сказках совершенно тождественно: Кощей играет ту же роль скупого хранителя сокровищ и опасного похитителя красавиц, что и змей; оба они равно враждебны сказочным героям и свободно заменяют друг друга, так что в одной и той же сказке в одном варианте действующим лицом выводится змей, а в другом — Кощей».