Русская Доктрина

Правда, если историкам искусства очевидна культурная эстафета Второго Рима в европейской архитектуре, живописи, музыке (более того, и в исламе: в его строительстве, прикладном искусстве, философии), то политические историки далеко не всегда признают преемство общественных институтов Ромейского царства. Конец Западной Римской империи до сих пор рассматривается как пролог к “темным векам”. Однако можно ли назвать “темной” эпоху, когда возводилась Айя-София и составлялся кодекс Юстиниана, действовал Магнаврийский университет, а правительство Царьграда по всей стране открывало бесплатные лечебницы? Если ничего подобного тогда не происходило на Западе, “родине прогресса”, то в том не вина его, а беда… Факт, что именно Восточный Рим на протяжении тысячелетнего периода осуществлял миссию global state (мирового государства), до сих пор неоправданно замалчивается. Причины разные: прежде всего, разумеется, неизжитый европейским сознанием комплекс ущербности перед метрополией, вина за участие в ее ослаблении (крестоносцы первыми взяли и разграбили Константинополь), а также за декларированное, но нереализованное освобождение ее от турок. Наконец, сыграла свою роль ревность папского престола, способствовавшего распространению легенды о Византии как распущенной и коварной восточной деспотии (само имя “Византия” неотрывно от этой западноевропейской легенды и западнической историософии) ⁵.

Факт, что именно Восточный Рим на протяжении тысячелетнего периода осуществляла миссию global state (мирового государства), до сих пор неоправданно замалчивается. Причины разные: неизжитый европейским сознанием комплекс ущербности перед метрополией, вина за участие в ее ослаблении, наконец, ревность папского престола, способствовавшего распространению легенды о Византии как распущенной и коварной восточной деспотии.

Между тем цивилизационная функция Царьграда далеко не исчерпана, хотя бы потому, что именно ее наличие служит фундаментом универсальности современного мира, ойкумены, если выражаться языком греков. Этот фундамент получил в средневековой мысли наименование Катехона ⁶, “удерживающего”, и для того, чтобы интерпретировать его сегодня, следует адекватно перевести теологические формулировки средневековья в социально-политические термины.

Если обратиться к историософии, начиная с Оригена и заканчивая отцом Сергием Булгаковым, мы обнаружим разные попытки обозначить одну и ту же функцию Римского государства, которое получило новое качество, став христианским в эпоху Константина.

Кто-то понимает сейчас под Катехоном исключительно православное царство. Однако на тот момент, когда апостол Павел впервые употребил этот термин, Рим не был не только православным, но даже христианским. “Ибо тайна беззакония уже в действии, только не свершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь . И тогда откроется беззаконник …” (2 Фес. 2, 7-8).Если отбросить позднейшие наслоения, то станет очевидно, что Катехон Павла – чисто духовная конструкция, величина, не имеющая постоянной привязки в пространстве-времени. Ее главное назначение – служить барьером для беззакония. Именно так понял Павла Иоанн Златоуст: “…до тех пор, пока будут бояться этого государства, никто скоро не подчинится антихристу; но после того, как оно будет разрушено, водворится безначалие…”

Однако прочтем ап. Павла далее: “Откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога”.Именно из этих слов понятно, что собственно сдерживает Удерживающий. Когда не будет Удерживающего, некому будет воспрепятствовать тому, кто придет и сядет в храме, попирая всюду и у всех, по всей земле, их святыни.