Русская Доктрина

Другой бросающийся в глаза изъян – неумеренное использование новопридуманных терминов смутного содержания, вроде “смыслократия”, “динамический консерватизм”, “священная индустриализация”, “сетевая иерархия”. Тут имеет место вполне определенное проявление “калашниковщины”, т.е. стиля феерической трескотни, на который частенько сбивается “Доктрина” (хотя влияние других, более серьезных авторов, тоже налицо). Кстати, в “РД” на удивление мало ссылок. Можно даже подумать, что авторы писали “доктрину” с нуля, что, конечно,  большая самонадеянность.

Но есть в “Русской доктрине” провал, который, как видится, перечеркивает то ценное, что в этом документе содержится. Речь идет о социальном строе, который авторы кладут в основу доктрины.  Казалось бы, в столь подробном документе должно было содержаться обсуждение достоинств и недостатков основных альтернатив – социализма и капитализма, тем более, что Россия за последний век  в полной мере прочувствовала оба варианта. Однако, ничего подобного в “Доктрине” нет. Речь идет исключительно о капитализме, и  только о нем родимом. Социализм просто не рассматривается, и даже, за исключением маленькой главки “Четвертый проект. Советская цивилизация”, не упоминается. Да и там слово “социализм”  используется походя, как другое название советского строя, а не как достойная рассмотрения социально-экономическая концепция

В этом отношении раздел “Русское хозяйство” (почти половина книги) представляет довольно странное впечатление.  Видимо, автор раздела уверен, что принципиальный вопрос (капитализм или социализм) давно решен: рыночная экономика – единственное хозяйственное устроение человечества, как воздух – единственное, чем можно нормально дышать. “Коммунистические эксперименты” – вот единственные два слова, которых удостоилась социалистическая идея. Анализируется лишь современная геополититческая ситуация, и даются рекомендации, как в нынешних условиях подкорректировать нынешний капитализм, чтобы принять вызов времени. Любопытно, что советские экономические успехи вспоминаются довольно часто, но нигде не говорится, что они достигнуты за счет социализма.

Такое табу на социализм можно объяснить разве лишь тем, что вся “Русская доктрина” вышла из недр организации под названием “Русский предприниматель”, так что ориентация на капитализм в документе заложена, так сказать, по определению. Впрочем, есть и обоснования, которые, оказывается, лежат в глубинной психике русского народа:

“2. Однако мы народ индивидуалистов…

5. Соборность и общинность народа не означают тяготения его к стадному коллективизму. Община крестьянская происходила скорее от скученности населения, в связи с дефицитом пастбищ и плодородной почвы. В крестьянах, лишенных внешних скреп и нужды, заметно было скорее тяготение к слабымформам кооперации – ремесленным артелям, временным, сезонным бригадам, семейно-родовым союзам, совместным проектам между родственниками и соседями (строительство дома, моста, торговля сеном, совместные приработки).

6. Община не была прототипом советского колхоза, учрежденного сверху: русский крестьянин всегда платил налоги сам, а не всей общиной в порядке круговой поруки, сам обрабатывал землю, имел свой надел земли, свой скот….

7. При этом русские в своих социальных проектах нередко допускали элемент “коммуны”: таковы артельщики, “по-коммунистически” был устроен и небольшой русский монастырь. Однако, выходя на уровень, превышающий узкие рамки киновии или артели, русское хозяйство уже всегда не “коммунистическое”, а скорее “рыночное” в общепринятом смысле”.

Необходимо указать, что этот апофеоз русского индивидуализма основан на исторической  неточности. Крестьяне платили подати подворно, и затем, со времен Петра I, подушно, но община зачастую переверстывала их, добиваясь большей справедливости. А главное, община, опять таки ради справедливой тягловой нагрузки, перераспределяла между крестьянами землю – их основное средство производства. Но тем не менее этот якобы русский индивидуализм подстегивал предпринимательство, так что делается вывод:

“По своей природе русский – предприниматель, однако поднявший свою предприимчивость на новую ступень, на служение высшим религиозным и политическим задачам. Ничего “непредпринимательского” в русском менталитете нет”.