Русская драматургия XX века: хрестоматия

Возгласы. Опять Михей не может молчать! <…>

Михей (торжественно). Братцы геологи! Неукротимые энтузиасты! Люди тридцатых годов! Мощные дубы Горного института, ныне разведчики и инженеры! Три года назад мы простились с институтом, простились друг с другом. Умудренные опытом учебы и одержимые страстью познания земных недр, мы пустились в великое кочевье. Прошло три года, и сегодня, в день Первого мая, мы собрались сюда, чтобы приветствовать героя нашего содружества – Германа Балашова!

Возгласы. Герман, встань! Явись народу.

Герман встает.

Михей. Три дня назад закончились последние испытания его электрической драги, и мы победили. Вот стоит он перед нами, наш уважаемый друг и конструктор. Мы пьем этот бокал за его талант, за наш институт и за нашего любимого декана! Ура!

Шум, звон бокалов. Туш на пианино и балалайке. <… >

Герман. Прошу внимания! (Встает.) Я предлагаю тост за того, кто помог мне в работе, за человека, которому я обязан своей победой… за Марию Донатовну! <… >

<…> Из соседней комнаты выходит Шаманова, за ней Герман.

Шаманова. Нет, нет, завтра я качу восвояси, а дел не перечтешь. В Москве я бываю редко, а друзей и забот московских у меня вагон – надо бежать! (Улыбнулась.) Десять лет назад, когда кончала вуз, тоже вот бегала по Москве… в солдатской шинели и шапке с оборванным ухом… Представляете вид? На курсе у нас народ был обстрелянный, прямо с фронтов, серьезная публика… А теперь у всех бороды, опыт и дети…

Пауза.

Да… дети.

Герман. А у вас?

Шаманова. А у нас таковых нет. <…>

Герман. Я отлично вижу, что я вам неприятен, вы постоянно издеваетесь надо мной, высмеиваете. А за последние дни вы совсем стали избегать меня… (Резко.) И вообще мне неприятна ваша манера разговаривать со мной, я не школьник, а вы не старшая моя родственница. (Пауза.) Через две недели я выезжаю на ваш прииск руководить монтажом моей драги. Наркомат дал свое согласие. Имейте это в виду.

Шаманова. Оставайтесь дома, мы отлично справимся без вас. <… >

Пауза.

Шаманова. Вот что… Если вы приедете, вам придется у нас пробыть месяца два-три. Дело, конечно, не в одном монтаже, вам надо видеть вашу драгу в настоящих производственных условиях. Как бы идеальна она ни была, но доделки после практических наблюдений, конечно, будут… (Помолчав.) Поэтому забирайте Таню и приезжайте с ней. (Пауза.) Ну?.. Что же вы молчите?

Герман. Боюсь, что ей там нечего будет делать. <… >

Шаманова. Но это же из-за вас она бросила институт, работу…

Герман (горячо). Я не хотел этого. Я сотни раз говорил, чтобы она вернулась в институт.

Таня в хохочущей маске и в длинной скатерти, наброшенной на плечи, тихонько выходит из коридора и прячется за гардину.

Герман. Завтра утром я приду на вокзал… проводить вас.

Пауза. <… >

Шаманова. Нет, я уеду одна, и вы забудете меня. (Пауза.) Она очень любит вас. <… >

Герман (горячо). Значит, по-вашему, я должен отказаться от счастья, потому что…

Шаманова (перебивает его). Счастье?.. (Пауза.) Вы знаете меня – я никогда не отступаю от своего слова. Запомните: никогда.

Шаманова. А на вокзал завтра не придете. (Идет в коридор.) <… >

Герман. Не приду. (Уходит за ней.)

Уличное радио передает вальс. Из-за гардины медленно выходит Таня, она все еще в нелепой хохочущей маске, скатерть сползает с ее плеч. Таня медленно идет по комнате, снимает маску, смотрит на нее и, словно пугаясь, бросает на пол. В соседней комнате взрыв смеха. Таня бежит к окну, хватается за раму, долго смотрит на залитый огнями город. Потом подбегает к шкафу, вынимает чемодан и стремительно засовывает в него разные тряпки, не глядя на них, не думая. В комнате бьют часы. Таня надевает на себя жакет, беретик, идет к двери, останавливается, долго смотрит на комнату, подходит к любимым безделушкам. Берет детский музыкальный ящичек, крутит ручку – слышится мелодичный звон. Быстро прячет ящичек в карман, идет к двери и снова останавливается.