Русская фантастика 2005

Меня парализовало страхом и омерзением, прямо к полу пришпилило. За дверью паника поднялась, крик страшный, стряхивают ребята этих тварей, отрывают от себя, оставляя в теле жвалы, насекомые лопаются, из них какая-то мерзость хлещет… Паша Телепнев и Ромка Гецько сразу погибли: их повалили на пол и растерзали прямо перед туалетом. Я их по голосам опознал. Основная масса народа, придя в себя, ломанулась к выходу, а из тех, кто замешкался, не уцелел никто. Я слышал, как Ара орет в расположении первого взвода — видно, раненный, забрался на кровать второго яруса, чтобы не достали. Но его и там достали. Женю Камаева сожрали недалеко от ленкомнаты… И кровь, кровь, как из пожарного шланга, в потолок бьет — слышно, как документацию на стенде дежурного по батальону кропит крест-накрест красным… Противный звук такой: кровью по бумаге… Сам дежурный трясущимися руками на ощупь набивал автоматный магазин патронами из цинкового ящика, потрясенно глядя на бойню, происходящую перед оружейкой; с другого конца коридора через неравные паузы доносились торопливые металлические щелчки. Когда патроны влезать перестали, он торопливо вщелкнул магазин в ближайший автомат и нажал на курок. Разорванные пулями насекомые брызнули во все стороны, с влажным чмоканьем впечатываясь в стены. Потом из туалета выплеснулась новая волна шуршащей, чавкающей, отвратительно воняющей погани, и в коридоре, похоже, стало по колено кровавой каши из дергающихся, извивающихся, бьющихся в бешеной злобе, копошащихся насекомых тварей… Все, не могу больше…

Ладно. Вроде отпустило немного. Короче, дальше было вот чего… Стою я, значит, перед закрытой дверью, и прислушиваюсь к тому, что в коридоре происходит. Знаете, бывает иногда такое жуткое заторможенное состояние, — например, если махнешь разом пару стаканов водки или по башке получишь, — словно дело во сне или не с тобой происходит: вроде и страшно, и подташнивает, но знаешь, что в любой момент можешь проснуться или переключиться на другой канал, где мультики показывают, и поэтому ничего не делаешь, а стоишь и смотришь с дурацкой недоверчивой улыбкой, как кретин… Или слушаешь… Ч-ч-черт… В общем, слышу — ползет с той стороны Добрица, корешок мой покойный. Впусти, хрипит! А я даже шевельнуться не могу — как, честное слово, сковало меня по рукам и ногам… Короче, не впустил я его. Все равно он почти сразу голову на пол со стуком уронил и больше не двигался, я бы ничего сделать не успел…

Судя по доносившемуся из коридора грохоту, дежурный по батальону заклинил палец на курке и бешено вращал стволом автомата, все увеличивая и увеличивая диаметр очерчиваемого круга. Судорожно отбивавшийся от насекомых возле моей двери Вова Пасечник, материвший все святое семейство на чем свет стоит, поймал пулю в живот, булькнул и с омерзительным плеском рухнул прямо в кучу копошащихся червей. На следующем круге в радиус поражения наконец попала и моя дверь. Брызнувшими щепками мне лицо посекло — до сих пор болит. Бросился я на пол и слышу за дверью, у самого лица, какую-то новую гадость — такое хитиновое поскрипывание, и словно кто зубами дерево двери точит. Воображение мигом нарисовало мне здоровенных зубастых мокриц с ладонь величиной. Я таких никогда раньше не видел. Наверное, они жили в самых глубоких канализационных трубах и не вылезали наружу, а наш с Добрицей покойным хлорпикрин их оттуда выкурил. Но главный фокус заключался в том, что отделявшая меня от насекомых дверь неудержимо разлеталась в клочья и осыпалась на пол, расколотая автоматными пулями, и вскоре между мной и мокрицами с человеческими зубами должно было остаться только сантиметров десять свободного пространства.

Вот тогда-то я и очнулся окончательно. Кое-как развернувшись на четвереньках, рванулся к окну, уже почти ощущая, как мне в ноги впиваются маленькие челюсти. Автомат дежурного захлебнулся — или у него кончились патроны, или насекомые просочились через отверстия в решетке оружейной комнаты. Вылез я в распахнутое по случаю послеполуденной жары окно, поймал ногой карнизик шириной в полкирпича, который всю казарму опоясывает, и пополз по нему, поковылял прочь от окна, вжался в стену, щекой задеваю кирпичи, вниз не смотрю, ногами еле перебираю… Пятый этаж, ети его мать!..