РУССКАЯ ФАНТАСТИКА 2006

Мелкие камни катились из-под ботинок вниз. Кроман как мог старался не нагружать больную ногу, но удавалось это плохо, колено то и дело отзывалось болью. Кроман морщился и ругался вполголоса.

- Гусев, ты где? - крикнул Кроман и услышал, как где-то за скалой словно эхом отозвался пилот:

- Ты где, Гусев?!

Кроман в очередной раз споткнулся, охнул, взмахнул Руками в поисках равновесия и в этот момент увидел ноги Гусева, высовывавшиеся из-за камня.

- Гусев! - тихо сказал Кроман. - Ты меня слышишь?

Гусев сидел, привалившись спиной к скале и уронив голову на грудь. Скрюченная рука с зажатым в ней пистолетом лежала на коленях. Кроман осторожно тронул его за плечо:

- Гусев!

Тело медленно повалилось набок, и по тому, как это произошло, Кроман понял, что Гусев мертв.

“Как странно направлен пистолет, - подумал Кроман. - Будто собирался выстрелить себе в сердце, да не успел”.

Взгляд наткнулся на коробочку рации. Рядом с ней лежала батарея.

- …Волна поработала, - услышал Кроман правее и ниже голос пилота, ослабленный расстоянием. - Там бы он просто не смог удержаться. Нужно выше искать…

Он поднял рацию, повертел, осматривая, потом аккуратно вставил на место батарею.

“…модуль опустится примерно через полчаса, - услышал он. - Калина должен быть готов к транспортировке… Как там остальные? Все нормально? Ладно, я понял, до связи…”

Рация Гусева была в полном порядке. Зачем он ее отключил?

“Как странно он держит пистолет”, - снова пронеслась мысль.

Он осторожно вытащил из руки Гусева оружие.

- Кроман! - крикнул штурман где-то совсем неподалеку. - Вы что молчите? Вы меня слышите?

Кроман вздрогнул, испуганно оглянулся.

- Вы где, Кроман? - позвал штурман еще ближе.

Кроман торопливо сунул пистолет в щель между обломками базальта, затем снова отделил от рации батарею и запихнул туда же.

- Я здесь! - отозвался он наконец. - Идите сюда! Я его нашел!

Он успел швырнуть в щель несколько пригоршней жидкой грязи и кое-как обтереть руки, прежде чем появился штурман.

- Гусев! Что с ним? Он ранен? - воскликнул штурман, шагнул ближе и все понял. - Что с ним? - тихо повторил он.

- Он не ранен, - тихо ответил Кроман. - Это сердце… скорее всего не выдержало сердце. Он взял с собой весь запас стимуляторов. Я его предупреждал…

Негромко ахнул подошедший пилот. Наклонился, коснулся шеи Гусева и медленно отвел руку.

- Как же так? - сказал он. - Как мы могли опоздать?

Штурман поднял и теперь вертел в руках рацию.

- Что у него с рацией-то случилось? Я же ясно слышал его маяк! А батарея куда делась?

- Наверное, он выбросил ее, когда понял, что питание вышло из строя, - сказал Кроман.

- Как же мы не успели, - горько произнес пилот. - Я же так спешил!

- Да-да, - не расслышал Кроман. - Он очень торопился…

АЛЕКСАНДРА САШНЕВА

ЛОЖИСЬ!..

Завыла сирена, и красная лазерная пленка зависла на уровне моего колена. “Раз, два, три, четыре, пять. Мусора идут стрелять. Кто не спрятался - я не виноват”, - пропел я, заглушая противную пищалку, которая визжит прямо в моей голове. Я привычно рухнул на четвереньки и распластался. Руки на затылок, лицо вниз. Ждать. Бух, бух, бух! Серия ударов раздалась вокруг меня по количеству прохожих.

Все как обычно.

Пищалка в голове затихла. Осталось только заунывное тиликанье.

Из черной глубины стеклонового покрытия на меня нехорошо уставился мой двойник. Этот подозрительный взгляд - всегда врасплох. Я знаю, что это всего лишь отражение, но… не верю. Оно всегда смотрит так, будто я что-то украл или публично обгадился. Попытки опередить его и состроить на лице какое-нибудь нейтральное выражение безрезультатны. Я даже тренировался перед зеркалом в мыльном блоке, копируя тридэшного диктора. Там получается, а на улице - никак.

Поэтому через некоторое время во мне оформилось твердое, непоколебимое убеждение, что эта мерзкая морда не является отражением моего собственного лица, а есть скорее некая тонкая сущность, возникающая в том месте и в то время, когда по законам физики в стеклоне тротуара должно появляться мое отражение.

Что особенно противно, двойник всегда смотрит на меня в упор. К тому же если отвести глаза, то его беспощадный взгляд начинает буравить лобную кость. Какое же это отражение?

Он молчит, и это страшнее всего. Он непредсказуем. Кто знает, какой номер выкинет эта бесплотная тварь? Поэтому я стараюсь побыстрее надышать. От дыхания стеклон запотевает, и отражение, и без того мутное, становится совсем неразборчивым. Зато обостряется слух. Если мусора не едут долго, можно успеть даже помедитировать.

Жаль только, в макушке все это время монотонно тиликает какая-то хрень.

Как и всем честным трудакам, мне приходится падать по нескольку раз в день практически со школьного возраста. Первый раз грохнуться коленками о стеклоновое покрытие тротуара было больно. Поэтому на занятиях в школе я сачковал. Многие сачковали.

Потом перестали.