Русская фантастика 2007

— Ну а что тогда? — не унимался Василий. — Ты радуйся, балда, что живешь в демократическом государстве, которое одинаково заботится обо всем электорате. И о нормальных людях, и об отбросах общества вроде тебя.

— И тебя! — напомнил Олег.

— И меня, — легко согласился Василий. — Нас. Таких, как мы, Олежка, безнадежно зависимых, уже двадцать пять процентов. Четверть от всего трудоспособного населения. Лечить нас поздно, сажать вроде не за что, а пристрелить, чтоб не мучились… как же это?… Неловко? Некультурно? Неспортивно?

— Негуманно, — подсказал Олег.

— О, негуманно! Хотя, кстати сказать, в каком-нибудь Китае нас давно бы расстреляли. На Кипре — депортировали из страны. В Штатах бросили бы догнивать в трущобах. А здесь нас просто и изящно перепоручили заботам иностранных инвесторов. Передали для утилизации, как какие-нибудь ядерные отходы, тем же киприотам, американцам и китайцам, которые хотят делать бизнес в России. Ты не помнишь, сколько сотрудников в московском штате «Creative Unlimited»?

— Не помню.

— Неважно. Допустим, десять тысяч. Значит, по закону о пропорциональном найме получается, что из этих десяти только семь с половиной — реальные работники, все остальные — торчки, статистический мусор. Который тем не менее тоже нужно обеспечивать рабочими местами, заработной платой и собственно работой. А все почему?

— Почему? — покорно повторил Олег.

— Да потому, что мы живем в стране гарантированных возможностей. Не равных, не надо путать, но гарантированных. Будь они равными, мы бы с тобой сейчас сидели в стерильном офисе и с тоской смотрели на часы. А так — делай что хочешь, хоть спи, хоть… не знаю… на голове стой, только изредка шевели мозгами, креативь помаленьку и не уходи от телефона дольше чем на полчаса. Так что радуйся, что рабочее место внутри Садового кольца стоит больше, чем квартира в этих выселках.

— Я радуюсь.

— А чего так печально? Тема надоела?

— И тема тоже.

— А что делать? Нас тысячи, понимаешь? На всех интересных тем не напасешься. Да и любая тема рано или поздно приедается. Думаешь, мне не надоело каждый день на звонок заказчика отвечать «Здравствуйте. Это автоответчик»? Еще как надоело! Так ведь на то мы и люди творчества.

— Творчества? — Олег скривился. — Где ты видишь творчество? Это… не бей лежачего! Это… лишь бы отвязаться! — И снова сорвался на крик: — Да я стихи писал, понял, ты? Стихи!

— Я помню, — очень спокойно сказал Василий.

— Помнишь?

— Ну да.

Сам Олег не смог бы процитировать ни одного стихотворения. Ни единой строчки. Помнил только, что в те годы порывы вдохновения случались куда чаще и он, соответственно, больше времени проводил верхом на табурете, исписывая страницу за страницей.

— Я не могу так больше, — пожаловался он. — Я… хочу выйти.

— Куда? — удивился Василий. — Зачем? Что ты собрался искать? Мы на охраняемой территории. Здесь нет ничего. Только в маленьком кожаном портфельчике, который тебе и так принесут, только дождись звонка. Или ты имеешь в виду?…

— Да. Вообще выйти. За периметр.

— Ах та-ак, — протянул Василий. — Тогда иди. С богом! Никто не держит. Но ты ведь знаешь, что будет потом. Это сейчас ты сходишь с ума, ожидая звонка. Но как только ты выйдешь за дверь, они немедленно позвонят и будут звонить полчаса. Потом перепрограммируют электронный замок и аннулируют твой пропуск. Ты никогда не вернешься назад. Креативу не нужны сотрудники, к которым нет доверия.

— А мне не нужно их доверие. Мне… Мне вообще ничего не нужно!

— Ладно. — Василий устало вздохнул. — Это беспредметный разговор. Ты просто не в себе, Олеж, и я прекрасно тебя понимаю. Расслабься. Успокойся. Тебе обязательно позвонят, и все наладится. Может быть, они уже звонят тебе, а мы только зря занимаем линию. Так что пока. Я… Пока.

Горячая трубка запиликала в руке. Олег бездумно опустил ее на рычаг и тут же снова поднес к уху — проверить гудок. Гудок был. А вот воды не было, о чем свидетельствовала записка на дверце холодильника. Теплая струя, хлынувшая из крана, отдавала хлоркой. Олег не стал связываться с чайником: сколько можно! Вместо этого он достал из-под морозилки кассету для льда, наполнил водой и установил на прежнее место.

Лед, подумал Олег. Шипы. Экономя на шипованной резине…

Он привычно оседлал табурет, но, кроме этих четырех слов, не выдавил из себя ничего. Мысли пробуксовывали, как лысые шины на подмерзшем асфальте. Олег не сумел вспомнить даже те фразы, которые продиктовал Василий. В памяти засело только «рискуешь», от которого, похоже, невозможно избавиться. Рискуешь, обреченно подумал он и прислонился лбом к оконному стеклу.