Русская фантастика 2008

Вместо нынешнего колбасно-сосисочного изобилия, вызывающего расходящееся косоглазие, — два сорта колбасы. «Любительская» и «Докторская». С вкраплениями жира и без них. Два девяносто и два двадцать.

«Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы», — подойдя к рыбному отделу, вспомнил Сергей древний-древний рекламный слоган. Нет, здесь имитировано не то время, когда сей стих появился на свет… Не сталинское изобилие с его крабами, раками, креветками, с пирамидами из банок икры, с распластавшимися в витринах осетрами-севрюгами… Здесь — брежневская эпоха: смерзшиеся призмы чего-то неаппетитного, не то хека, не то минтая; селедка, выуживаемая из бочек с рассолом; пирамиды стоят — но сложены из баночек с морской капустой.

В глубине, в недрах отдела, — аквариум, громадный мраморный параллелепипед с одной стенкой из толстого стекла. Сухой, без воды, разумеется, — и во времена юности Сергея такие аквариумы были уже реликтом ушедшей эпохи, ох как редко доводилось плавать в них полуживым карпам, и очередь собиралась громадная…

Очередей, кстати, в «Ностальгии» почти не было, за единственным исключением, — к винно-водочному отделу выстроились граждане характерной наружности. Очевидно, любители дешевых и крепких напитков первыми сообразили: отовариваться здесь весьма выгодно. У остальных отделов — максимум по три-четыре человека, чуть больше у трех касс в центре зала. Да, вполне по-советски. Постой сначала в отдел, взвесь товар, а уж потом в кассу.

Многие бродили по обширному залу, как Сергей, — ничего не покупали, присматривались… Вспоминали? Ностальгировали?

Он подошел к кассам. Господи, где же они откопали эту рухлядь? Из какого музея прибыли в гастроном допотопные кассовые аппараты? Мало того, что не электронные, но даже не электрические, — сбоку ручка, как у шарманки…

На каждой из трех стеклянных будочек призыв: «Чеки и сдачу проверяйте, не отходя от кассы», рядом изложены правила расчета с покупателем, разбитые на пункты: принять деньги, положить на виду, громко назвать полученную сумму; потом выдать сдачу — сначала купюры, затем мелочь, и никак иначе; и лишь потом осчастливить покупателя чеком. Похоже, нынешние работники торговли о тех правилах слыхом не слыхивали. Или наоборот, прекрасно о них знают? И специально поступают с точностью до наоборот? Мало ли, вдруг клиент спешит, или просто рассеянный, и забудет сдачу…

Под ногами что-то блеснуло. Он машинально нагнулся, поднял. Монетка… Две копейки 1969 года, такого номинала деньги нынче не чеканят.

Две копейки… Монетка сработала как спусковой крючок, как выдернутая из гранаты чека: в мозгу взорвалось воспоминание, яркое-яркое, словно вчера все случилось… Воспоминание о давней и точно такой же находке: две копейки на грязном полу у кассы, и о последствиях, той находкой вызванных.

2.

Ему было десять лет, а может и одиннадцать, — в общем, возраст достаточный для самостоятельного похода в магазин. Отправился сам, не по просьбе матери, — без кошелки-авоськи и без списка покупок на четвертушке бумаги.

Пошел Сережа Белецкий за мороженым — мать отчего-то расщедрилась, и субсидировала данное мероприятие сорока копейками вместо двадцати. Лето, жара, ничего страшного, если мальчик купит и съест две порции.

Но в сельском магазине — дело происходило на даче — Сережу ждал приятный сюрприз. Мороженое продавали не какое-нибудь, а клюквенное! Самое любимое! Любил его Сергей не за вкус — не хуже и не лучше других — за удивительную, необычайную дешевизну. Шесть копеек вместо обычных пятнадцати-двадцати. Жаль, что появлялись именно эти бумажные стаканчики с розоватым содержимым в продаже крайне редко.

Проделав в уме необходимые подсчеты, он долго слонялся по магазину, внимательно глядя под ноги. Наконец — о, радость! — возле кассы нашлась монетка, и не копейка, сразу две, с такой добавкой хватало ровнехонько на семь порций. Повезло так уж повезло.

Пиршество состоялось неподалеку, на лавочке у магазина. На беду, никто из мальчишек-приятелей к Сергею не присоединился, под конец он жалел об этом, запихивал в себя две последние порции без всякого удовольствия, — не пропадать же добру.

А затем… Затем повторилась Большая Абхазская Неприятность, чуть в измененном формате, — до кишечника лакомство не добралось, рвануло наружу сразу из желудка. И, в качестве еще одной маленькой мести возмущенного организма, — жесточайшая ангина.

Мороженое в рот Сережа не брал очень долго, до первого курса института, потом как-то в компании попробовал осторожно — ничего, есть можно, чувство отвращения бесследно рассеялось.

Потом была безымянная, лишь с номером, мороженица у Тучкова моста — безымянная, но широко известная в узких кругах. Неподалеку, на набережной Макарова, располагалась знаменитая «Березка», и мажоры-фарцовщики любили посидеть в уютном подвальчике, болтая о нелегкой своей работе…