Русская фантастика 2009

— В Марсенойский парк, — подмигнул Бранд. — Полюбуемся на нашу будущую резиденцию.

— Разве в Весенний дворец сейчас пускают? — удивился Стефан.

— Нет, но мы вокруг погуляем.

Как будто победа их принципала — дело решенное.

— Тогда, наверное, до свидания, — улыбнулась Эфра. — Вечером я сопровождаю господина Мерсмона в Клуб Энергетиков, и перед этим еще прическу делать.

— Ты обещала нам подарки с Мархена, — вкрадчиво напомнила одна из кузин. — Не забудешь? Мы все очень ожидаем…

— Еще бы я об этом забыла! — лицо Эфры озарила улыбка, напомнившая Стефану сверкание льда под холодным зимним солнцем. — Я сама жду не дождусь того дня, когда смогу отдать вам свои подарки. Устроим вечеринку и все вместе повеселимся.

— Эфра, ты прелестная и полезная, — тихо прозвенел хрустальный голос другой кузины. — Счастливо оставаться, будем ждать нашу вечеринку с дарением.

Шелест тяжелых темных юбок. Примирительная реплика Бранда, которую Дик, похоже, оставил без ответа. Внизу хлопнула дверь.

— Почему эти девушки так странно разговаривают? — пробормотал Стефан, непонятно чем встревоженный.

Как будто увидел сон, в котором вроде бы и нет ничего страшного, но в то же время остается ощущение кошмара.

— Жеманничают. На Лаконоде такая мода. Будьте добры, две чашки кофе.

Последняя фраза была адресована официанту, невзрачному мужчине средних лет, похожему на затюканного конторского служащего.

— А ты видела их лица? — спросил Стефан почему-то шепотом, неизвестно чего опасаясь, словно вторгался на запретную территорию и отлично это сознавал.

— Видела. Ничего особенного, хотя невоспитанный народ будет глазеть, так что без вуалей на улицу лучше не выходить. Ну, и комплексуют, конечно. А я в больнице на всякое насмотрелась.

Ответ Эфры рассеял его дурацкие смутные страхи. Слишком много новых впечатлений за раз, вот и накатило, никаких Лепатриных грибочков не надо.

— Я ездил за тобой на Мархен. Чуть-чуть опоздал. Там… Ваша квартира…

— Не имеет значения, — поняв его с полуслова, безразлично отозвалась Эфра.

— Ну, все разорили, а ты ведь обещала кузинам Бранда какие-то подарки.

— Эти подарки никуда с Мархена не убегут. А убегут, так поймаем.

Снова сгустилось ощущение жути. Как будто вылили за шиворот ледяное желе и оно медленно ползет вдоль цепенеющего позвоночника.

— Несколько банок осеннего грушевого варенья, — добавила девушка. — Они хранятся не дома, а на складе с консервирующими чарами. У нас там арендована кладовка, оплачено вперед.

Никакого желе. У него просто ум за разум заходит! Или не ум, а эмоции, но результат тот же самый.

— Эти ребята, Бранд и Дик, теперь будут драться на дуэли?

Стефан чувствовал, что его повело вокруг да около, но не решался заговорить о главном.

— Ничего страшного. Оцарапают друг друга и помирятся.

Мужчина, похожий на стареющего клерка, поставил перед ними две чашки черного кофе.

— Я тебя люблю, — выдавил Стефан, глядя на чашку, а не на Эфру.

— Помнишь, ты сказал, что тех подонков можно понять? Я тебе никогда этого не прощу.

— Я же тогда объяснил, что я имел в виду! Что они потянулись к красоте, и можно было, наверное, взять их под контроль, помочь им исправиться… Если бы ты захотела разбудить в них хорошее…

— Таких исправит только пуля или нож. Или зубы кесу.

— Я их не оправдываю! Я просто объясняю, почему я так сказал…

— Обрати внимание, они считаются нормальными. Знаешь медицинское определение нормы, из психиатрии? Это среднестатистическая закономерность — то, что характерно для большинства индивидов. Они таких умных слов не знают, но с гордостью называют себя нормальными парнями. И такой мрази действительно много. Если доходит до суда, к ним относятся снисходительно, как будто какая-то круговая порука — чего ты хочешь, это же наша норма! А по-моему, их надо загонять в резервации и держать там подальше от женщин, памятников архитектуры и домашних животных. Или отдавать кесу в порядке товарообмена, потому что лучше какое угодно зло, чем такая норма.

— Нет, Эфра, подожди… Я же их не оправдываю…

— Оправдываешь, а потом виляешь. — Она поднесла к изящно очерченным полным губам фарфоровую чашечку, отпила и продолжила: — Пусть ты и поэт, а те обыватели и судьи, которые их покрывают, рассуждают примерно как ты. Выискивают что-то общее с собой, умиляются — и дальше поехало по накатанной дорожке.

— Нет, подожди…