Дмитрий заставил себя встать. Тяжело, оставляя на досках пола кровавые разводы.
Заметил, что Артемка, не выдержав, потерял сознание и его уложили на печь. Машка заняла свое прежнее место, снова воткнув в уши наушники и бездумно уставившись вдаль невидящим взглядом. Оксана все хлопотала над мужем, влажным полотенцем протирая раны.
Тот подошел к старику, навис над ним:
— Говори… Все говори, как есть. Даже если патронов не найду, я из тебя вот этими руками правду вытрясу!
Семен Акимович поднял голову, откинул со лба длинные волосы.
— Так сказал же уже все. Шуметь не нужно было. Откуда мне, глупому, было знать, что вы такие? Громкие, с музыкой, с трактором, а не машиной? Откуда было знать, что вы приедете в незнакомое место, чтобы вести себя как дома?
Дима ударил деда. Несильно, открытой ладонью, перепачкав морщинистое лицо кровью. Сам не зная почему. То ли от злости на тупость старика, то ли потому, что тот был прав…
Семен Акимович удар принял важно, только голова на сухонькой шее мотнулась. Потер щеку, кивнул, будто одобряя поступок внука.
— И что, ты с
— А чего не жить-то? — тихо ответил тот. — При Хозяине всего в достатке. И скотина не болеет, и людям здоровье. Нужно только законы уважать. Чужие. Крысам, Димка, при человеке тоже неплохо живется. И сытно, и вольготно — главное, не попадаться.
— Да что ж ты молчал-то, сволочь?..
— А ты бы поверил?
— Ты нас всех такому риску подверг…
— Нет, внук, — плечи старика развернулись, он сел на стуле ровно. — Это вы сами, мои хорошие. Меня слушать не захотели. Но уйти в землю сырую, правнуков не повидав, я не мог…
— Выпускай коров. Пусть этот твой хозяин, — Димка сплюнул прямо на пол, — жрет буренек и проваливает в лес, кем бы ни был.
— Нет, родной, не выйдет. — Старик медленно, степенно покачал головой. — Он мою скотину без разбора не дерет. Иногда забирает, но меру знает. Когда долго не приходит, я сам в лес животину веду — то козочку, то свинку…
— Какая же ты сволочь… — прошипела Оксана, и Семен перевел взгляд на женщину. Удивленный взгляд, испуганный, будто и не ждал ее тут увидеть.
— Знаю, что не поймете. Убедить и не пытаюсь…
— Ты можешь с ним договориться, — вдруг отчеканил Дмитрий. Не хотел, но в заколоченное окно взглянул, словно оттуда опять могло рвануться что-то змеиное, похожее на струю дыма. — Значит, узнаешь, чего ему надо. Извиниться, что шумели? Я могу. Но хочу знать, как спасти семью и выбраться отсюда. Ты слышишь меня, старик?
— Ну вот, я уже и не дед тебе, а старик… — Семен Акимович потер ладони о штанины, как будто руки испачкал. — Слышу, Димка, слышу. Но последний раз говорю: пересидим до утра, Хозяин сам уйдет, он с полуднем не дружит. А дальше я уж как-нить грехи ваши замолю…
— Грехи?!
Димкина челюсть отвисла, и он неожиданно для всех захохотал. Заразительно, громко, волнами. Принялся лупить себя по бедрам, не обращая внимания на подсыхающие мозоли, которые опять закровоточили. Сгибался от смеха пополам, разгибался и ловил воздух широко открытым ртом — и снова хохотал, пока из глаз не брызнули слезы.
А затем истерика вдруг ушла, как не бывало.
Схватив старика за левое плечо, он рывком подхватил того со стула, поднимая в воздух. Из спальни тут же выступил ощетинившийся Буран, теперь скалившийся совсем иначе.
— А ну, отзови псину, пока оба целы, — проговорил Дима на ухо деду. Голос его изменился, стал чужим. — Пусть только дернется, я тебя этим молотком по стене размажу… — Он шустро наклонился и подхватил брошенный инструмент.
Семен, безвольно висевший в руке внука, легко щелкнул пальцами. Буран, с недоумением глядя на человека, покорно отступил во мрак спальни.
— Молодец, правильное решение… А теперь ты пойдешь туда и будешь просить своего
— Димочка, а может, не… — Оксана испуганно прижала руки к лицу, шагнула к спящему на печи сыну.
— Заткнись! — рявкнул муж, не оборачиваясь. — Ты меня понял, дед?
— А чего бы тебе самому не сходить? — Висящий в руке внука легкой ветошью старик сумел посмотреть ему в лицо лукаво и с издевкой. — Поклонишься Хозяину, прощения попросишь, а там и узнаешь, чего ему нужно…
— Замолчи, — негромко отрезал Димка, больше стараясь на Семена Акимовича не смотреть. — Н-ну, пошел!
Он рывком распахнул тяжелую дверь в сенцы, поразившись темноте, окружившей избу. С того момента, как небо начало затягивать тучами, прошло не больше двух-трех часов. Несмотря на то что темнеет в июле совсем поздно, за сенным оконцем царила мгла, словно на улице стояла глухая январская ночь.
Вытолкнув деда Семена за порог, Дмитрий торопливо захлопнул створку и принялся возвращать засовы на место.
— Может, не надо было так с ним?.. — Оксана всхлипнула, но проглотила рыдания, чтобы не разбудить Артема. Мальчик, все еще не вернувшийся из забытья, сейчас был самым счастливым из всех четверых.