Русская фантастика – 2018. Том 1

Мастер Тэйрин, сын великого Заркина, поддержал тело своего подмастерья, не дав ему рухнуть в костер. Развернул еще теплый труп так, чтобы кровь, обильно хлещущая из горла, полилась прямо в огонь. Вкусив свежей крови, пурпурное пламя взвилось выше, переливаясь синим, зеленым, белым, золотым. Крепко обнимая труп подмастерья, Тэйрин начал читать заклинание. Это была очень древняя, очень темная магия, завязанная на крови. Гномы почти всегда проигрывали войны – а войны случались часто, потому что другие народы, презирая гномов, всегда хотели что-то у них отобрать. Гномы не были великими воинами. Но они были великими мастерами. Хотя и не всякий из них мог предаваться своему любимому делу открыто.

Гном Тэйрин читал заклинание над колдовским огнем, а вдали от него, внимая древнему призыву, оживали кости.

Вот подсвечник в доме эльфийки Аскандриэль медленно наклоняется – и роняет вставленную в него поминальную свечу на пол. Огонь охватывает дорогие ковры, лижет зеркальный пол, перебрасывается на парчовые занавеси – и вскоре весь огромный эльфийский дворец поглощает пламя.

Вот копье, висящее в шатре звероящера Зайритага, отделяется от стены, разворачивается острием вперед – и вонзается в горло спящего вождя.

Вот чаша, стоящая на каминной полке в спальне лорда Годфри, отделяется от доски и парит. Глаза черепа вспыхивают пурпурным светом, он щелкает зубами и стрелой летит на брачное ложе, где, разбуженная дурным предчувствием, визжит обезумевшая от страха леди Жоржина. Но тщетны ее крики. Никто не поможет.

Несподручно гномам заниматься магией – но от гномьей магии нет спасенья.

Тэйрин смотрит, как умирают потомки мучителей его народа, как корчатся в агонии наследники палачей. И улыбается. Он смотрит долго; потом, когда костер начинает затухать, бережно кладет тело Кирри наземь и закрывает ему глаза. Быть подмастерьем некроманта – тяжкое бремя. Но никто не выбирает свою судьбу. Тэйрин тоже не выбирал свою. Он – костяных дел мастер. Тэйрин-маг закончил свое первое, главное и единственное дело. Теперь он вернется домой и вновь примется за старое ремесло, прозябая в тени своего великого отца. И лишь иногда, может быть, смешает и высыплет в огонь немного порошка, натолченного из сухих костей…

Лишь иногда. Ведь это не более чем увлечение.

Андрей Лисьев Копье прозрения

Глава 1

Ах, если бы деревья могли мурлыкать от удовольствия! Неяркие, но еще теплые лучи осеннего солнца заливают опушку, листья кажутся золотыми. Где-то вдалеке слышится будто стук копыт, словно невидимая кавалькада несется через лес. Это перестукиваются дятлы. Неслышно крадусь на звук, наступаю на ветку, пугаюсь хруста и прячусь за стволом широкой сосны. Авось не заметит. Дятел замирает на миг, но снова начинает стучать. У меня достаточно зоркие глаза, чтобы искать грибы, но я недостаточно остроглаз для охоты на птиц. Но я вижу, как на вершине сухой тощей сосны мелькает черный хвост. Стук раздается оттуда. Сейчас я обойду сосну по кругу и наконец увижу пеструю шапочку. Опускаю глаза к земле, чтобы видеть, куда ступаю, моргаю… Стук прекращается… Черный хвост исчезает, словно и не было его. Отец фыркает, как лошадь. Не поднимая глаз, я рассматриваю его сапоги, жду.

– В другой раз, – обещает отец.

Я осмеливаюсь посмотреть ему в лицо. Морщинки в уголках улыбающихся глаз над широкими скулами – единственный признак возраста. Мой отец, князь Дмитрий из рода Друцких, правитель Велижский, берет меня за руку, как маленького, и мы углубляемся в лес. На отце темный охотничий костюм, ткань добротная, выделана тонко. Его мягкие кожаные сапоги ступают бесшумно.

Я самый младший в семье, Юрий Дмитриевич Друцкий. Род наш многочисленный, старшие князья владеют богатыми землями южнее, близ Днепра и Березины. Мой отец тоже был самым младшим, вот ему и достался в удел болотистый край на Севере, в верховьях Двины. Мне четырнадцать лет.

– Жалуется на тебя Стефан, говорит, что ворон считаешь, ленишься рубиться мечом, – говорит отец.

Я с опаской разглядываю двуручный меч, который висит за спиной отца огромной рукоятью вверх. Моих ладоней нужно четыре, чтобы взяться за нее. А поднять?

– И братья твои так же мыслят, за то и дразнят тебя книжным червем. Много чего прочел?

Я пытаюсь уловить издевку в словах отца, но издевки нет. Отвечаю, все еще робея:

– Обе.

Кроме Библии, в нашем замке есть только две книги – «Поучение Мономаха» и «О Тристане и Изольде».

Отец кивает.

– Хочу, чтобы ты и дальше учился. Книжник и одновременно человек меча – это будет неплохо. Для того я вызвал тебе учителя. Он не смерд, хоть и не шляхтич. Они с женкой пришли к нам тому несколько лет назад, с болота. Когда татары набегали, – ты мал был, не помнишь, – Савелий помог нам на болотах укрыться, на руках тебя нес. Я пустил их пожить, в благодарность. Старуха знахаркой оказалась, крестьян наших лечила. Год как померла. Сам Савелий – лесной человек, сейчас увидишь.

– Почему лесной?

– Леса не боится. А еще он слов знает больше, чем мы все, вместе взятые. Прислушайся. Шаги слышишь?

– Нет.