На этот раз Лосев быстро сообразил, как ему лучше встретить гостей. Первым делом он отправился к перекрестью и подобрал лежащий на полу лучевик. Затем, не мешкая, послал в переходный отсек киберов-наружников. Эти массивные тумбообразные роботы предназначались для выполнения трудоемких работ вне станции, вплоть до бурения горных пород и прокладки тоннелей. Трое из них обладали лишь зачатками машинного интеллекта, поэтому управлялись четвертым, более сложным кибером – «бригадиром».
Лосев подвел наружников к дыре, проделанной Пронским возле главного входа. Затем развернул перед ними виртуальный экран системы наблюдения.
– Здесь вы видите четырех лю… – он на мгновение запнулся, – существ. Как только любое из них попытается проникнуть на станцию, вы должны уничтожить его лазерным резаком. Задача ясна?
– Прошу прощения, – скрипучим голосом заговорил «бригадир» – единственный из четверки, кто обладал даром речи. – Указанные цели определены мной как люди. Но робот не может причинить вред человеку.
«Бедняга, – подумал Лосев, поднимая лучевик. – Жаль, но у меня нет другого выхода».
Он нажал на спусковую кнопку и продолжал давить ее, пока огненная точка в корпусе «бригадира» не стала отверстием, из которого потянуло вонью сожженных «мозгов». Теперь наружники были свободны от ограничений и тупо подчинялись любым приказам. Ровно горящие зеленые индикаторы на их макушках означали, что поставленная задача принята к исполнению.
Стоило бы приставить киберов к обеим прорехам в защите станции. Но наружников было всего трое, умом они не блистали, и робот-одиночка мог запросто провалить задание. Поэтому Лосев, прихватив из коридора гранатомет, зашагал к перекрестью.
Как он и думал, симбиоты вновь разделились на две группы. Гарретт с Родригесом продолжали идти прежним курсом, который должен был привести их к главному входу. Ковач с Алицией отклонились налево, чтобы, обогнув юго-западный луч, проникнуть на станцию через аварийный выход.
Стоя в проеме развороченной двери, Лосев поймал Ковача в прицел. «Прости меня, Ласло», – пробормотал он и в следующую секунду выстрелил.
Огромный широкоплечий капитан не разлетелся на куски, как штурман. Он только безобразно вспух, словно его накачали чудовищным насосом, и перед тем, как рухнуть в бурую щетину местной травы, успел сделать три шага. Но, даже упав, пытался ползти, пока Лосев, стиснув зубы, не добил его вторым выстрелом.
Оставалась Алиция. Лосев вскинул гранатомет – и тут же опустил, потому что у него затряслись руки.
«Гадство! – выругался он. – Стреляй, тряпка, чего ты ждешь? Ну же!..»
Он клял себя последними словами, и чем больше клял, тем отчетливее сознавал, что так и не сможет нажать на спуск.
У красавицы польки был роман с Родригесом. Никто не знал, давно ли они его закрутили. Возможно, задолго до того, как были включены в экипаж «Тубана», но именно на его борту в их отношениях возник надрыв. И Лосев узнал об этом самым неожиданным образом.
Дежурство Алиции было предпоследним. Разбудив Лосева, она, как положено, передала ему отчет о произошедшем за время вахты. А затем, без какого-либо перехода, предложила заняться любовью.
Он был настолько ошеломлен, что не сразу нашелся с ответом. Наконец, ощущая, как зачастившему сердцу становится тесно в грудной клетке, спросил:
– А как же Хорхе? Ведь ты с ним…
Алиция улыбнулась ему – неискренне, словно исполняя обязанность. Потом протянула руку и медленно провела кончиками пальцев по его щеке.
– Была с Хорхе, а теперь – с тобой. Я кое-что о нем узнала… уже здесь… он сам проговорился. Так поступить со мной… Не могу рассказать всего, но поверь – он доставил мне боль.
Лосеву пора уже было прекратить этот ненужный разговор и приступить к делу. Но его дурацкое правильное «я» продолжало играть в порядочность.
– Значит, решила отомстить? С любым, чья вахта будет после твоей? Получается, я…
Алиция мягкой теплой ладонью закрыла ему рот, а другой рукой начала расстегивать рубашку.
– Не думай об этом. Расслабься. Вот так. Ничто не имеет значения, кроме того, что сейчас тебе будет хорошо…
Продолжая говорить, она плавными движениями освободила его от одежды, затем разделась сама. А потом Лосев, потеряв голову от ее бесстыдной ослепительной наготы, послал свои моральные устои к чертовой матери. И ему действительно стало хорошо.
В яростном, животном сплетении двух тел не было ни капли любви – только чистейший, не замутненный чувствами секс. И сейчас Лосеву было трудно понять, почему у него дрогнула рука. Из-за случайного, ни к чему не обязывающего соития?
Он попытался убедить себя в том, что на него надвигается монстр – с мертвыми глазами, лиловыми разводами на лице и комком липкой грязи вместо волос. И даже почти убедил. Вот только фигурка у Алиции осталась прежняя – стройная и гибкая. И с воспоминаниями о том, как эта фигурка извивалась в его объятиях, он ничего поделать не мог.