Русская фантастика – 2018. Том 2

«Да, отвратительно, – думал я, – что теперь и она начнет получать «заказы» – и не факт, что такие же, как у меня. Превратимся в семейку сатанистов – будем бегать, вербовать, творить другие мерзости против невинных людей, и все ради того, чтобы нас не трогали. Зато поднимемся – стопро. Получим какие-нибудь платиновые карты, неиссякаемые банковские счета и прочие блага. Хулиганы будут разбегаться при виде нас, дворники шампунем мыть дорожки, а светофоры перед нашей новенькой «Шеви Нивой», как по команде, включаться на зеленый. Кто знает, может и до бессмертия дослужимся? – я выплеснул виски в рот и почему-то решил не повторять, хотя в последнее дни весьма подружился с этим напитком. – Но только, зачем нам все это будет, если мы не сможем смотреть в глаза Гавру? Да и до него дело дойдет – можно не сомневаться. Не сейчас, так через год, через пять, получим директиву, типа: «Склонить сына к сотрудничеству и услужению». Нужна нам такая жизнь? Хотим мы видеть себя и сына такими?»

Мысли взбудоражили меня, я выключил огонь и вышел на улицу. Себе сказал, что пошел встречать, на самом деле, погруженный в раздумья, убрел совсем в другую сторону. И сам не заметил. Одна мысль – страшная и отчаянная – выгнала меня из-за стола. С ней было не усидеть, как Пифагору в ванне со своей идеей. Надо было все обдумать, взвесить и решиться.

Заиграл телефон. Ольга. Ну конечно, они давно пришли и недоумевают, куда делся папка, альтруистично разогревший блинчики, но, судя по всему, сам не поевший?

– Оль, ешьте без меня. Я скоро приду. Как Гавр?

– Отлично. Что-нибудь случилось?

«Э… нет, теперь уже ничего говорить нельзя. Теперь план совсем другой».

– Да нет, по работе просто… Мне сегодня надо будет в ночную выйти, а сейчас зарядить кое-что надо на вечер.

Обычно вечерами работали либо новички, либо, наоборот, старики – ветераны, чей голос, что называется, приелся. Или те, кто недотягивал до топ-уровня радиоведущих, но был знакомым или приятелем кого-нибудь из директоров. В общем, идти в ночь считалось малопрестижным. Ольга это знала.

– Что-то случилось?

– Абсолютно ничего! Попросили заменить, – соврал я.

– Ты хотел со мной о чем-то поговорить.

«Нет, Оля, не хотел. Думал, что хочу, но не хотел вовсе, – пронеслось в голове. – А теперь и не стану».

– Да, как раз об этом, – продолжал я радостно врать.

– Понятно. Гавр кричит, что ты ему обещал что-то… Давай, трубку дам…

– Пап! Ты когда придешь?

– Сынок, уже иду! Скоро буду.

– Ты мне поможешь? Самолет клеить, помнишь? Ты обеща-а-ал!

– Точно, обещал! Значит, сделаем!

Когда в голове все окончательно разлеглось по полочкам, я сделал несколько звонков. Сестре в Нижний тоже набрал.

Самолет собрали – наклейки только чуть-чуть тяп-ляп, но на это глаза закроем – клейщику флагов и логотипов шесть лет от роду. Собирая игрушку, я вдыхал каждое мгновение, каждую секунду общения с Гавром. Казалось, мое сердце превратилось в исколотую подушечку для игл, которая пульсировала нежностью. И печалью. Но Гавр моего настроения не заметил – слишком был увлечен. И славно. Зато каждая деталька клееной авиамодели (британского штурмовика Harrier GR) обрела для меня огромное значение – будто мгновения с Гавром превратились в крохотные частички игрушечного самолета. И каждую я подолгу грел в пальцах, а потом прикреплял на нужное место. Сегодня я вызвался и почитать Гавру перед сном. Ольга довольно хмыкнула и отправилась на теледиван. Однако через полчаса, когда сын сосредоточенно засопел, я увлек ее с теледивана на супружеское ложе. И там так же смаковал каждую частичку ее тела, каждое мгновение нежности.

– Ты какой-то необычный сегодня… Ты точно на работу идешь? – спросила Ольга, закапываясь в подушки, пока я одевался.

– На работу, Оль, на работу. Кстати, включи «Волну», если не уснешь. Я там интересный монолог приготовил.

– Чего это ты вдруг монологами заговорил? – зевнула она. – У вас же обычно: пару слов после песни и еще пару до… Через сколько включить-то?

– Давай через час.

– Ладно. Если не усну.

– Уснешь – пожалеешь, – попытался я превратить вполне серьезное послание в шуточную угрозу.

– Ну… раз так… Пойду чаю себе заварю, – она нехотя скользнула в ночную рубашку, чмокнула меня в щеку и поплелась на кухню.

– Пока, Оль. – Я вышел на улицу.

Мотор новенького «Шеви» – несмотря на холодный день – отозвался на команду стартера с готовностью. Я ехал на радио и думал о том, что вот эти мгновения, такие обычные: общение с ребенком и женой, поездка на машине, черные силуэты деревьев за окном, приятная музыка из магнитолы, – мы совсем не замечаем в текучке. Но однажды приходит понимание, что каждое из них – на вес золота. Но приходит оно слишком поздно.

* * *

Лена Громова была из радиоветеранов. Ей было под сорок, «Одной волне» она отдала, что называется, лучшие годы, но сейчас то ли голос ее приелся, то ли просто не в тренде – сидит на ночных эфирах без надежды вернуться на дневной. Я зашел как раз на ее словах: