Русская фантастика – 2019. Том 1

– Кто это? – пискнул самый молодой из игроков, в остроконечной шапочке с помпоном по старой моде.

– Мангуст, – сказал Жилетка. – Сумасшедший бродяга-отставник. Он на своем веку крыс больше перерезал, чем ты перелущил орехов. Стреляет быстрее, чем скажешь «ой».

– Насчет «сумасшедшего» ты пошутил, – сказал я, вынимая из кармана зажигалку. – Но я умею ценить юмор. А в остальном ты прав.

Я протянул руку через стол и зажег сигару во рту Жилетки. Затем неторопливо вернул зажигалку обратно в карман. Никто из гномов не шелохнулся.

– Надо так понимать, что это место моего друга Корни? – кивнул я на пустой стул. – Передавайте ему привет. Скажите, что приходил Анри и забрал долг. Теперь Корни со мной в расчете.

Я вытащил из кучи драгоценностей на столе медальон в виде сердца на золотой цепочке.

– И скажите ему, что если он еще раз сунется в мой людской дом, то никакая дружба его не спасет. Всего хорошего.

Я вышел из комнаты, переступив через оглушенного вышибалу, и укололся о выступающий из стены гвоздь.

* * *

– Осторожнее с иголками, Еж! – Опять голос Херода. – Отпускаю, не дергайся.

Снова возвращалось сознание. Я пошевелил рукой. Пальцы сгибались. Не так хорошо, как раньше, но сгибались.

– Револьвер, – сказал я.

Еж протянул мне ремингтон – старую добротную модель. Я поднялся, прокрутил револьвер на пальце, вложил в кобуру.

– Благодарю, – сказал я Хероду. – Теперь я твой должник. Можешь потребовать с меня плату, когда пожелаешь.

– Ох уж эти традиции, – проворчал Херод. – Гном не должен показываться человеку. Гном не должен воровать. Гном должен работать за плату. Много они нам добра принесли? Голод, когда мы сдыхали без магии после смерти королевского двора? Где был ты со своими традициями, когда всех сжирали крысы?!

– Я сражался.

– Сражался он… На традициях, Мангуст, далеко не уедешь. Финита ля комедия, как говорят люди. Мой прадед работал в швейной мастерской, помогал портному. Тогда нас чтили и оставляли еду. А сейчас? Кому мы нужны? Теперь надо воровать, когда можно, тащить, что попадет под руку – вот чему учит нас жизнь. А не искать плату, как ты.

– И превращаться в крыс, – холодно сказал я. – Может быть, мы теряем магию как раз из-за этого? Перестаем быть гномами и становимся стаей?

– Ф-ф-фы! – сказал Еж.

– Помолчи, – сказал я. – Не о тебе разговор. Учи свою магию, Херод, возвращай былое величие, у тебя это неплохо получается. А я буду жить, как считаю нужным.

– Так что ты не поделил с Корнуэлом? – спросил Херод. – Почему за тобой гнались?

– Да так, свои счеты. Я выполняю заказ и взял с Корни старую плату за спасение. Но он посчитал ее слишком высокой. Еж! Уходим.

Я покинул королевский зал. Над нами снова пронесся поезд, потолок задрожал, и меня присыпало пылью.

– Отдай медальон, – сказал я Ежу, когда мы остались одни в тоннеле.

Еж растопырил колючки, и я достал висящую среди них драгоценность.

– Иди к Мари, – приказал я. – Головой за нее отвечаешь! Мне надо еще заглянуть к одному гному.

– Ф-ф-фы! – проворчал Еж.

Он не хотел оставлять меня одного.

* * *

Лавазье был скупщиком краденого. Нет, официально он являлся владельцем антикварной лавки, но все знали, что у него всегда можно обменять то, что стащили у людей. Мохнатые уши Лавазье задрожали, когда я вошел в лавку, но на его лице под крысиными усиками расплылась широкая улыбка.

– Анри! Какими судьбами? Кахариш фариш-ш-ша, меин херо, снова хочешь заложить фамильные часы? Или наконец решил продать свои золотые кандалы?

– Нет, старый прохвост, мне нужна твоя помощь.

Я захлопнул дверь и закрыл на замок.

– Я уже беспокоюсь, меин херо, – сказал Лавазье. – Я старый больной гном, не пугай меня так.

Говорят, в молодости Лавазье летал с людьми на военных самолетах. Горел, спасался в море, долго был без пресной воды, питался одной сырой рыбой, жил на необитаемом острове, наконец, поймав морскую черепаху, добрался до земли обетованной.

– Скажи мне, что это?

Я достал медальон. В глазах Лавазье отразились золотые искорки.

– Человеческое украшение, как говорится, шарно ла краш – побрякушка.

Он протянул руку, но я спрятал медальон в кулак.

– А точнее? Почему банда Корнуэла им так интересуется?

– Не знаю. Особой ценности медальон не представляет, разве что только как память для его владельца. Но подобные изделия часто хранят в себе некоторые предметы. И тайны, – добавил Лавазье. – Дай-ка сюда, я посмотрю.

Он с осторожностью принял из моих рук медальон, смахнул со стола чучело жука-оленя и зажег электрическую лампу, запитанную от батарейки. Затем положил медальон на стол и, вооружившись монокуляром, принялся его изучать.

– Смотри. – Лавазье нажал на маленькую защелку и открыл медальон, внутри которого оказалась фотография пожилой женщины. – Тут есть что-то еще, нутром чую.

Он поддел фотографию пинцетом, демонстрируя укрепленный под ней кусок янтаря, в котором покоилось черное зернышко.

– А вот это уже интереснее, – протянул Лавазье, теребя волосатый кончик уха. – Гораздо интереснее, меин херо. Оставь это мне на пару часиков, и у меня будет ответ. Есть у меня один трактат.