– Почему нельзя? – усмехнулся человек – Кто запрещает? Церковь? А ты давно там был? Причащаешься? Пост соблюдаешь? Ребенка покрестил, кулич на праздник съел и думаешь – православный?
– Я… ну… – замялся Василич.
– Я считаю, настоящий мужик имеет право сдохнуть так, как сам захочет. – Человек протянул дяде Мише деньги. – Не желаю спорить – желаю выпить! А времени осталось мало.
– Да здесь десять тысяч! – охнул пенсионер – На все брать, что ли?
– На все! Последний раз гуляю! Так что бери чего получше и закуски тоже прихвати.
– Сейчас-сейчас. Все организуем в лучшем виде, – засуетился Миша и зачем-то добавил: – Не извольте беспокоиться!
– Ты хоть пальто запахни, – оправился от замешательства Василич, – а то как-то… неловко.
Человек послушно запахнул пальто и предложил разлить по стаканчикам остатки заначенной водки. Вадик налил, и они выпили. Тут дело уже дошло до апельсинов.
– Давно на гражданке? – спросил человек Вадима и вонзил зубы в апельсиновую дольку.
– Как догадался?
– У тебя татуха на руке. Во-он из-под пижамы торчит. Десант, да? Так что, давно соскочил?
– Четыре года.
– Ага, – хмыкнул незнакомец. – Четыре… выходит, пострелять пришлось?
– Так, самую малость… я при штабе был….
– Писарем? Знаем-знаем, фильм смотрели, – ухмыльнулся человек, и Вадим вдруг понял, что испытывает к незнакомцу сильную неприязнь. И еще ему отчего-то казалось, что он раньше видел это длинное серое лицо.
– Вадюха, так ты служил?! – вклинился в разговор Василич. – А чего не рассказывал?
Вадим на секунду прикрыл глаза и тут же, как наяву, встали перед ним далекие в дымке горы, желтый песок и низкие деревья оазиса. Пальцы невольно сжались, нащупывая автомат. Не нашли…
– Нечего там рассказывать, – махнул он рукой, – скука одна.
– Но ты же герой! Террористов бил! И награды наверняка есть? Ну, скажи, есть или нет?
Вадим неохотно кивнул. Как объяснить доброму Василичу то, что он, Вадим, и сам не слишком-то понимает? Как передать? Страх, возбуждение, гнев? А вот гнева-то как раз и не было. Только постепенно притуплялась острота, возникало ощущение странной противоестественной обыденности. Словно так и нужно. Сон разума. Уродливый комфорт упрощения. Он «просыпался», только когда попадались дети. Неловкие, колченогие пацанята, обезумевшие от проповедей, голода и наркоты. Хотя, может, и без наркоты…
– Я думаю, нечего тут смущаться. Люди всегда убивали друг друга. Так уж они устроены. Война – двигатель прогресса, – пожал плечами человек.
«Только прогресс этот однобокий и ведет черт знает куда», – подумал Вадим, но вслух говорить не стал.
– Как-то это неправильно, – кипятился между тем Василич, – ребята воевали за нас. Кровь проливали, а теперь и гордиться, что ли, нельзя? Когда фашистов разгромили, все с планками орденскими ходили и на работу, и на праздник. Ветерану везде дорога была открыта.
– А теперь ветераны в переходах поют, – кивнул человек.
– Вот именно!
– Ты вот где работаешь, Вадим? – спросил сердечник.
– Репортером, в газете.
– Ого! А в какой?
– В «Вечерних огнях».
– Достойное издание, – человек отправил в рот очередную дольку, – четыре разворота.
– Нормальное, – Вадик пожал плечами, – стараемся правду писать.
– Правда – как зверь с двумя задами. Нужно просто решить, с какой стороны голова. Не понимаешь, про что я? Вот смотри. Зарплата у вас в газете никакая. Не спорь… Жить на нее нельзя, только выживать. Это тебе одна правда. Между тем владелец ваш, Копылов, недавно себе особняк в заповеднике отстроил в духе французских замков, четыре этажа и бассейн с подогревом. Это тебе вторая правда. Теперь спроси себя, кому больше нужна ваша правда при таких раскладах?
– Зарплаты очень низкие – это факт, – закивал Василич. – Вот раньше таксист был в авторитете, хорошая, серьезная профессия. Теперь эти сетевые службы развелись. Ездишь весь день, устаешь как собака, а толку едва-едва! Да еще половину отдай! Ну скажите на милость, разве от вокзала до Шарамыгино можно за сто пятьдесят рублей ехать? Это ж Шарамыгино! Понимать нужно. И потом еще и возвращаться по колдобобинам. Тут пятьсот как минимум!
– А деньги все в Москву идут! – Это вернулся довольный раскрасневшийся дядя Миша с двумя полными пакетами.
– Вез тут одного москвича, говорит: «Где у вас приличный ресторан?» Ну я его к «Версалю» подкатил, и не просто так, а к самому входу – охранник у меня там знакомый. Этот губы кривит, лезет наружу, и хоть бы накинул немного за сервис, – продолжал тешить свою печаль Василич.
– Ты ж вроде говорил, что он из Питера? – спросил Вадим, помогая дяде Мише доставать из пакетов бутылки и закуску.
– Ну и что? Все они москвичи! В приличном ресторане есть хочет, а на чай водителю дать западло!
– Мы тут со Светкой к матери ее в Гобуново поехали, возвращаемся вечером, а на объездной дороге – кордон. Я их «крадонами» называю. Два мента и батюшка в рясе. – Дядя Миша наконец разлил водку по стаканчикам, и они тут же выпили. – Так вот, останавливают нас, значит, документы давай. Я спрашиваю: чего попа с собой притащили? Они говорят, митрополит к нам едет храм новый освещать.