Русская фэнтези 2007

— Отец, не надо… — подала вдруг голос бледная Ясенка, но Среблян к ней даже головы не повернул. Посмотрел на меня.

— Победишь — вольным будешь, — сказал вполголоса — и пошел прочь, к головному столу. Я проводил его взглядом. Неужто думает, что мне Могуту убить — проще, чем самого воеводу на учении оцарапать? А если так — еще лучше! Смогу.

Факелы горели ярко, светло было на подворье, как днем, — потому и заметил я краем глаза метнувшуюся тень. Было б темно — лежать бы мне мертвым на черной салханской земле. А так — увернулся. Теперь я только понял, что быстр и ловок был Могута, хотя и велик. Тогда, на корабле, дрался он со мной едва в полсилы — дитем неразумным считал, проучить хотел… Мыслил ведь: пообломится парень — в племя наше войдет, мне с ним вместе брагу пить. Все они так думали, потому и глядели незло. А ныне я был им враг.

И бился со мною Могута, как с врагом.

Быстр он был — а я на малость, да быстрее. Ноги, к оковам привыкшие, без цепей летали, будто крыльями обзавелись. Руки, кандалами измученные, без кандалов едва ощущали вес меча. А более всего облегчало меня слово, оброненное Сребляном, — воля! Только и осталось до нее, что грязная Могутина кровь. А что Могута — Могута был тур, медведь, старый зверь вроде тех, на которых я ходил с рогатиной. Ну, если правду сказать, то на такого большого и матерого — не ходил… но бывает же что-то в первый раз, а иначе — никак.

Только с ним надо было иначе, чем с медведем. С людьми не так нужно, как со зверьем, — это в меня Среблян накрепко вбить успел. Бегал я вокруг Могуты, дразня уколами, разъяряя, уходя из-под занесенной когтистой лапы. Уморить хотел — и ведь вышло у меня. Я еще дыхание не сбил, а он уже запыхался, стал с шага сбиваться. Раз я его чуть не достал — он ответил на удар ударом с такой силой, что я полетел навзничь. Пир кнежий так и ахнул, люди с лавок повскакивали — зарубит?! Не зарубил — вывернулся я снова из-под самого клинка. И ну дальше кругами плясать. Могута рычал, плевался, сыпал проклятиями — а достать меня не мог. Вот точно так я не мог достать Сребляна — а теперь сам будто очутился на его месте и знай уходил от ударов…

А потом вдруг Могута покачнулся, и шея его открылась. Уж не знаю как — я и подумать об этом не успел, только увидел полоску кожи, блеснувшую меж бородой и горловиной кольчуги. Ёкнуло во мне, как бывало, когда знал — или сейчас стрелу пускать, или не пускать вовсе! — я и ударил. И будто вернулся на Устьев берег, к родной избе, и снова кровь Брода-убийцы плеснула мне на руки, налицо… Только тогда рогатина застряла. А сейчас я меч выдернул и отступил.

Рухнул Могута. Баба какая-то закричала — жена небось, которую он в дом свой за косы приволок. Знать бы — рада ли за меня Счастлива? А только не стал я на нее смотреть. Рукой, от меча свободной, пот со лба утер, вихры от глаз убрал. И повернулся к воеводе.

Воевода глядел молча. Люди его возбужденно переговаривались, а он молчал.

— Что, кнеж, — спросил я едва не весело, — слово помнишь свое?

И почто спросил — честный помнит, бесчестного не засовестишь…

— Меч оботри, — сказал Среблян.

Веселье мое как рукой сняло. Посмотрел я на лезвие, багровое от вражьей крови, на тело Могутино у моих ног. Не впервые человека убил, не впервые помстился — а рука враз ослабла, будто никогда прежде крови не лила. Встал я на одно колено, вонзил клинок в землю. После выдернул, отряхнул. Подумал, не поклониться ли воеводе — гордо, насмешливо, — но ноги сами уже повернули и несли со двора…

У самых ворот обернулся. Оглядел в последний раз двор. Молчали нероды, ни один не пошел Могутино тело обнять напоследок, только жена подбежала к нему, бухнулась на колени и горько заплакала…

Сплюнул я себе под ноги — и ушел.

3

Эх, Май-Маята, Лютом названный… Выборол себе волю вольную, кровью сполна оплатил — дальше что? Куда теперь-то пойдешь?

Кнежий двор стоял высоко, и отсель было видно, что пристань внизу пуста. Седоголовые волны сердито дрались с каменистым берегом, отступали, кидались снова… Я пытался припомнить, что надумывал сделать, когда сброшу оковы, — и не мог. Стоял, меч опустив, и глядел на море. Далеко ли отсюда до моего Устьева? Долго ли плыть? Гложило чувство, будто забыл сделать что-то, а что — не понять…

Сзади раздались шаги. Никак воевода передумать успел, назад меня потребует? Я крутанулся волчком, как у самого Сребляна и научился, перехватил меч, выставил — теперь-то меня так просто не взять!

Деревянные гусли со стуком упали наземь, грохотнули о камень, жалобно дзенькнув струнами.

— Ай, не казни, добрый молодец… пощади старика…