Он тяжело задышал, отворачивая от нее морду. Джаредина выбралась из-под крыла, обошла, встала прямо. Он тоже нехотя приподнялся. Дивно, но вот так, когда он сидел, подогнув задние лапы, они были росту почти одного — он едва на голову ее превосходил. Ей некстати вспомнилось, как называл его старейшина — птенец… маленький птенец.
И тут ее осенило:
— Да ты ведь дитя! По драконьим меркам — несмышленое дитя!
— Не такое уж несмышленое, — огрызнулся тот. — Отрок, по-вашему. Но повидал поболе ваших старцев, можешь быть уверена.
— Да я верю, — сказала Джаредина и вдруг нестерпимо захотела до него дотронуться, приласкать сердито встопорщившуюся гриву. — Просто, может, оттого-то ты и был полон веры и исканий, что еще молод. А мне порой кажется — я за то время, что с тобой провела, сама на полвека состарилась…
— И вовсе нет.
— Да так… чувство у меня такое.
Джаредина глянула на горку костей, сваленных у края пещеры. Рассветное солнце переливалось на них нежной желтизной, и было это чисто и жутко, и лишено какого бы то ни было разумного смысла.
— Для них слишком поздно, — тихо сказала она. — Для тех твоих родичей… не только для старейшин, для всех. Вы слишком погрязли в зверином. В вас теплится разум так же, как в нас, людях, поныне живет животное естество. Но вы давно утратили знание о том, к чему ваш разум применить. И мы, люди, не меньше вашего в том виноваты… — Он в тревоге поглядел на нее, забил хвостом, собираясь что-то сказать, но Джаредина только головой мотнула. — Я не могу тут остаться, Дженсен. Не мой это мир. Отвези меня назад.
Он склонил голову, удивленно мигнул золотыми глазами.
— Конечно, отвезу. А ты думала, я тут тебя держать буду в заточении до тех пор, пока тебя какой-нибудь принц не явится избавлять? Тоже мне, принцесса нашлась.
Теперь он говорил, как прежде — дразня ее и щекоча ей кожу хитрым взглядом. Джаредина протянула руку и погладила его по чешуйчатой морде. Он нырнул ей носом в ладонь, не в первый раз уже напомнив гигантского пса.
— Я теперь туда, куда и ты, — сказал Дженсен утробно и густо, так, что Джаредина вздрогнула, но не пожелала отстраниться. — Ты ведь моя наездница. Куда направишь, туда полетим. Ты тогда сказала, — добавил он, немного помолчав, — что, дескать, мы, драконы, даром что на свете веками живем, а ничего не создали. Так ведь не всегда было. В те времена, когда наш род с человечьим жил в согласии, мы вам дарили знания, копившиеся тысячелетиями, а вы воплощали их в прекрасном мире вокруг себя. Помнишь разрушенный город в Раскатанной Пустоши? Его ведь люди с драконами вместе строили. Но то давно было… У нас есть сила, память и мощь, но только вы нам даете цель. — Он помрачнел и поник мордой. — Я просто думал… хотел, чтобы они взглянули на тебя, и тогда, может… Но ты правду сейчас сказала. Слишком много времени, видать, прошло. Даже если и вспомнят, даже если доказать им — не захотят.
— А ведь ты такой не один, — проговорила она.
Он снова глянул на нее, не понимая, и тогда она вздохнула и поведала то, что передал ей старейшина в том мысленном разговоре. Что есть еще один наездник. И что он из Вирьерры.
Дженсен, выслушав, нахмурился.
— Как так? В одно драконье поколение только один наездник рождается. Слухи, должно быть…
— А ты, когда отправлялся в свой Большой Полет, разве не за слухами полетел?
Он неохотно кивнул.
— Если он вправду из Вирьерры, то, Дженсен, Семи Долинам несдобровать. Тамошний король только и думает, как на Клеменс руку наложить. Я когда маленькая была, прошла последняя война, аж до наших краев докатилась. Батюшка вилы взял и в ополчение пошел, а мы с матушкой месяц в лесу прожили, только дым от пожарищ видели. Потом долго заново отстраивались… А если теперь у них есть дракон, никакого спасу не станет.
— И ты хочешь, — сказал он медленно, — чтобы я летел туда и вступился за твоих людей? За тех, кто меня в цепях держал и вез, как диковину, к князю на потеху?
— Я и сама тебя везла, — храбро ответила Джаредина. — А ты теперь все равно со мной. Ты меня простил, так и их прости. Ради того, что ты хотел доказать твоему народу. Что люди стоят памяти о вашей общей крови, и стоят прощения.
Он фыркнул, загреб землю лапой, сцарапывая пушистый мох. Сказал:
— Надери-ка шерреры побольше. А я пойду поймаю пару гевешек. Нож и соль-то у тебя остались? Путь назад неблизкий. И воды набери.
Джаредина посторонилась и глядела, как он, ступая мимо нее, распрямляется и взмывает над скалистой долиной, как загребают воздух его огромные черные крылья.
Обратно летели короткой дорогой, в опасной близости от земли фурий. Дженсен хотел обогнуть, но Джаредина настояла на риске — на душе у нее было тревожно, неспокойно, словно чуяла нутром, что срок уже на исходе. Дженсен неохотно послушался, и боги (равно драконьи и человечьи) их миловали: только раз вдали вырисовалось угрожающе шевелящееся облако, а потом пропало.