Русская философия смерти. Антология

5. ложной религии – в рецензии Федотова на «Опавшие листья» Розанова рассуждения о смерти, в частности о смерти Другого. «Любовь и смерть есть подлинная тема «Опавших листьев», начало и конец книги, которая за множественностью тем имеет одну основную, биографическую: умирание любимой, той, кого Розанов называет «другом». <…> Он мучается временностью человека, категорией времени, но не хочет отказаться ни от чего, что во времени, ибо сюда он излил всю свою любовь без остатка. Отсюда безвыходность его трагедии» (Вопросы литературы. М., 1990. № 2. С. 196–197). В статье 1932 г. «О Св. Духе в природе и культуре» в схожих интонациях говорится: «В стихийном мире и в самой грозной для нас стихии пола таится смертельная опасность для личности. Но в них же источник органической жизни, с которой плотью своей связана личность, без которой она невозможна. Эта антиномичность указывает на глубокий распад мировой жизни, внесенный в нее грехопадением. Через грех смерть вошла в мир, в самые источники жизни. Где сильнее всего напряжение жизни, тем ближе всего и смерть: в буре, в огне и в любви. Растворение личности в стихии есть ее духовная смерть. То, что смерть эта предваряется бурным напряжением силы, восторгом и чувством освобождения, указывает на изначальную божественную силу жизни, которая сохраняет следы своей божественности и в распаде, и в тлене стихий. Стихии, смертельные для человека, остаются прекраснейшей ризой Божества» (Там же. С. 206).

6. Г. П. Федотов имеет в виду богоборческую повесть Л. Н. Андреева (1871–1919) «Жизнь Василия Фивейского» (Сб. «Знание». СПб., 1904. Кн. 1), наделавшую много шума (см.: Андреевский сб.: Исслед. и материалы. Курск, 1975). Вокруг рассказа «Иуда Искариот и другие» (сб. «Знание». СПб., 1907 Кн. 16), с его темой исторически оправданного предательства, также сложилась скандальная ситуация (см. Розанов В. В. Русский «реалист» об евангельских событиях и лицах // Новое время. СПб., 1907. 19 июля).

7. смерть лишь путь – жертва, крест – и воскресение – см. развитие этой темы в трактате Г. В. Флоровского «О смерти Крестной» (1928–1930): Православная мысль. Париж, 1930. № 2. С. 148–187.

8. беспощадная красотка (фр.).

9. культура есть… богопознание. Глубоко человеческая область культуры укоренена другим концом в мире ангельском – эта кардинальная для Федотова мысль – главная тема статьи «О Св. Духе…»: «Отменяется ли культура в Новом Завете? Вот вопрос, на который ответы в наше время уже колеблются. В полноте Царствия Божьего нет места культуре. Остается чистая жизнь в Святом Духе: нет культуры там, где из двух ее элементов исчезает труд, проклятие грехопадения. Но если труд и подвиг остаются на путях святости, неизбежна и культура на путях жизни. Если бы Царствие Божие уже наступило, <…> то упразднилась бы сама природа как царство законов. Пока стоит природа, должна строится культура. Иначе ангельская чистота святых непосредственно встречалась бы с бестиальностью грешников. Церковь, ставя задачу спасения грешников, тем самым освящает культуру как форму общей жизни человечества» (Там же. С. 209.). И в другом месте этой работы: «<…> Можно установить следующие ступени боговдохновенности человеческого творчества. На самой вершине непосредственное «стяжание Духа Святого». Здесь человеческое творчество направлено на самого Духа Святого и формой, приемлющей его, является человеческий дух. Этот процесс протекает вне культуры, если не считать культурой аскетического очищения личности. Это творчество святых. Ниже стоит творческое вдохновение, исполняющее жизнь Церкви; ее литургику, ее искусство, ее умозрение. Здесь творчество направлено на богочеловеческий мир откровения и святости. Оно объективируется не в человеческом духе, а в вещности: формах, красках и звуках, в идеях и словах. Это творчество совместимо с личной греховностью, но предполагает участие в жизни Церкви и ее кафартическом процессе. Это творчество святое, творчество святого, хотя и не всегда творчество святых. Опускаясь ниже, мы вступаем в христианское творчество, обращенное к миру и к душе человека. Оно всегда сложное – чистое с греховным, – не святое, но освящающееся и освящающее. В каждом моменте его заложена возможность падения, подмены, искажения. <…> Еще ниже, и мы вступаем в секуляризованное, оторванное от Церкви творчество, которое отличается от христианского отсутствием признанного критерия. И оно может быть грешным и чистым, губительным и животворящим – нередко в одно и то же время, в том же самом создании» (Там же. С. 212).