– Немедленно приезжай ко мне. Немедленно! Адрес помнишь? – быстро спросила она.
– Да, он у меня есть в записной книжке.
– Жду!
И она положила трубку. Я постояла с минуту, пытаясь справиться с дрожью и желанием разреветься. Живое лицо Петра возникло перед глазами. Господи, как же я любила его! Все еще любила.
«Но должна ли я его матери рассказать всю правду? – думала я, идя к камере хранения. – Или пусть она по-прежнему думает, что ее сын утонул? Ведь это официальная версия. Зачем ворошить прошлое и вновь бередить ее раны? Тем более, как рассказал Тору, тело отправили в запаянном цинковом гробу. Не думаю, что она настояла на том, чтобы гроб вскрывали».
Я достала чемодан и, покопавшись в нем, взяла красивый набор тонкой обливной керамики, состоящий из четырех чашек разного размера.
Через час я вышла из метро «Коломенское» и, быстро сориентировавшись, отправилась к дому. Позвонив в дверь квартиры, я внутренне собралась и приняла невозмутимый вид. Елизавета Викторовна открыла мгновенно, словно ждала меня за дверью. Но когда я увидела ее худощавое лицо, покрытое сеточкой мелких морщинок, ее зеленовато-серые глаза точно такого же цвета, как у Петра, то бросилась ей на шею и неудержимо разрыдалась.
– Что ты, доченька! – твердила она, усаживая меня на диван. – Успокойся, милая!
Она принесла стакан воды и села рядом. Постепенно я пришла в себя и застыла с опущенными глазами.
– Ты вот что, Танюша, отдохни, поспи. А потом поговорим.
И я действительно заснула, как только моя голова коснулась маленькой вышитой вручную думочки.
Спала я недолго и, открыв глаза, почувствовала себя значительно лучше. Мой взгляд медленно скользил по полированной мебельной стенке, по цветастым гобеленовым шторам на окнах, по большому телевизору Akai, стоящему в углу на деревянной подставке, по книжным полкам, заполняющим одну стену от пола до потолка, и сплошь уставленным разномастными книгами. И вот я увидела на столе фотографию Петра в черной рамочке и мгновенно закрыла глаза.
«Должна ли я рассказывать о страшной смерти ее сына? – вновь возник вопрос. – Или пусть все остается, как есть?»
Тут дверь приоткрылась и заглянула Елизавета Викторовна.
– Я уже не сплю, – сказала я и улыбнулась ей.
– Пойдем на кухню, – тоже улыбаясь, предложила она. – Я приготовила обед. Тебе с дороги нужно хорошенько покушать. А то ты совсем бледненькая и худенькая.
Умывшись и приведя себя в порядок, я прошла на кухню. Елизавета Викторовна сварила зеленые щи, и я с удовольствием принялась за еду. Она сидела рядом и смотрела на меня жалостливо.
– А вы почему не едите? – спросила я. – Щи очень вкусные!
– Это тебе после японской еды так кажется, – проговорила она и улыбнулась. – Я еще и пирожки испекла с мясом и картошкой. Петр их очень любил. Да и Витька тоже всегда лопает с удовольствием.
Витей звали младшего брата Петра.
– А где он, кстати? – поинтересовалась я.
Я помнила, что он жил вместе с матерью.
– На море отправился вместе с сокурсниками. В Коктебель. Вернется через неделю.
– Понятно, – тихо ответила я.
Допив чай, я поблагодарила ее за обед. И мы вернулись в гостиную. Я опустилась на диван и тут вспомнила о подарке.
– Ах, да! Чуть не забыла! – воскликнула я и пошла в коридор, где оставила пакет.
Вернувшись в комнату, протянула удивленной Елизавете Викторовне набор керамики. Она поблагодарила, потом стала серьезной. Я с удивлением смотрела на ее побледневшее лицо.
– Присаживайся, Татьяна, – сказала она официальным тоном и опустилась в кресло напротив дивана, держа в руках какие-то бумаги.
Я вновь начала волноваться.
– Дело в том, моя дорогая доченька, что после смерти Петра мы искали тебя, даже пытались связаться с твоими родителями. Но они не захотели с нами разговаривать. Сообщили только, что ты в Японии. Поэтому я решила дождаться твоего возвращения.
«Вот это новости! – изумилась я про себя. – Интересно, почему мои родители не захотели с ней разговаривать? Странно даже. Ах, да! – тут же спохватилась я. – Ведь я им упорно твердила, что мы с Петром живем, как в сказке. Наверно, решили, что какие-то сумасшедшие звонят».
– Приступлю сразу к делу, – продолжила Елизавета Викторовна. – Петр оставил тебе квартиру. Она оформлена на меня, но сын перед отъездом взял с меня обещание, что я передам ее тебе по договору дарения… если с ним что-то случится. – Она всхлипнула и закрыла глаза. – Словно он знал, что не вернется…, – тихо добавила Елизавета Викторовна.
И протянула мне документ. Я взяла, не вполне понимая.
– Это дарственная. Я свято исполнила последнюю волю моего сына. Тебе нужно вступить в права владения, – сказала Елизавета Викторовна. – Но налог довольно большой. Если тебе нужны деньги, то какую-то часть я могу дать.
Я всхлипнула, потом прижала бумагу к лицу и расплакалась.
– Ну-ну, дорогая, – тихо проговорила Елизавета Викторовна, забирая у меня документ. – Ведь Петр любил тебя и хотел жениться. И он у меня всегда был крайне предусмотрительным. Я не знаю, почему ты сразу не вернулась после его смерти, но это твои дела. Но знай, Танечка, я отношусь к тебе, как к дочери.