Я взяла квадратный небольшой холст и повернула его. На нем изображалась одна из улочек осеннего Парижа с каменной мостовой, фонарями, смутно желтеющими сквозь желтую же листву, с высокими старинными домами нечетких очертаний. Краски картины были мягкими и словно забеленными сыростью воздуха. И на этом общем туманном неярком фоне кричащим алым пятном выделялась фигурка быстро идущей девушки. Кроме нее на улице почему-то никого не было. Девушка была изображена в красном плаще с разлетающимися полами, с красно-белым шарфом, концы которого развевались за плечами, с красным зонтом над головой. Ее лицо белело нежным овалом под этим зонтом, глаза были большими и темными, губы улыбались. Мне показалось, что она похожа на меня. Я прислонила картину к стене и села на кровать.
В этот момент вошел Крис с подносом в руках. Он остановился и посмотрел на холст с таким выражением, будто видел его впервые. Я встала, взяла поднос из его рук и опустила его на кровать.
— Как же она похожа на тебя! — нервно воскликнул Крис, не сводя глаз с холста. — Это старая картина, я ее написал два года назад. Случайно увидел эту девушку на одной из соседних улочек и потом почему-то долго не мог забыть ее большие черно-вишневые глаза. Даже пытался найти и спрашивал у местных лавочников. Но таких девушек здесь много, сама понимаешь. И я написал по памяти.
— Очень красивая картина, — тихо заметила я. — И мне тоже показалось, что у твоей модели есть сходство со мной.
— Вот видишь! — громко сказал Крис. — Это знак свыше!
«О, господи! — подумала я, начиная отчего-то раздражаться. — Сейчас начнет подтасовывать факты, придавать значение всякой ерунде!»
Я вообще-то верила в предопределение, но сейчас меня все это отчего-то раздражало и нервировало.
— А потом я увлекся японской культурой и, само собой, японским типом красоты, — продолжил он, переведя взгляд на меня. — И вдруг встречаю тебя!
— Это еще ничего не значит! — сухо ответила я, наливая кофе из коричневого керамического кофейника в чашки.
— Не значит?! Ты, и правда, так считаешь? — воскликнул Крис.
Я подняла на него глаза. Он стоял возле кровати и смотрел на меня с такой болью, словно я его ударила.
— Давай кофе пить, а то остынет, — предложила я, не ответив на вопрос и протягивая ему чашку.
— Давай, — согласился он после паузы и сел рядом со мной.
Мы пили кофе в молчании. Потом я унесла поднос на кухню и вымыла посуду. Когда вернулась, он копался в коробке со старыми газетами и журналами.
— Знаешь, я собираю такие вещи, — сказал он, увидев мой удивленный взгляд. — У бабушки обнаружил целый склад. Есть очень интересные иллюстрации, особенно в изданиях начала века. Для художника это кладезь. Тогда множество неординарных идей появлялось. А ты должна знать, что самое ценное в мире — новая идея. И самое дорогое.
— А сейчас что ищешь? — поинтересовалась я, усаживаясь рядом.
— Да было тут где-то несколько экземпляров русского журнала «Осколки» за тысяча девятьсот четвертый год. Помню, видел там комикс о гейше. Хотел тебе показать. Иллюстрации в стиле того времени, преувеличенно уродливые, да и текст соответствует. Ага! — радостно воскликнул Крис, вытаскивая потрепанный журнал. — Это именно он, номер одиннадцать. Вот, посмотри. Дарю!
Я, чувствуя недоумение, взяла журнал и начала осторожно перелистывать пожелтевшие страницы. И, правда, наткнулась на комикс. Он назывался «История японской гейши», был коротким и довольно злым. Привожу здесь полный текст:
«Однажды гейша мирно сидела в своем чайном домике, подвернув ноги калачиком, обмахиваясь веером и бросая коварные улыбки проходившим мимо окна иностранцам любых национальностей. Как вдруг гейшу, неожиданно для всех, укусила в самый нос большая ядовитая муха. И одного укуса довольно было для того, чтобы гейша моментально вскочила на ноги и, схватив кочергу, выбежала как угорелая на улицу. Иностранцы в испуге шарахались в стороны. Только американец да англичанин, желая еще больше раззадорить метавшуюся гейшу, плеснули на нее с двух сторон купоросной кислотой. Гейша теряет всякое сознание. Исступление ее теряет всякие границы, и она бросается в море. Переплыв проливы, мокрая, растрепанная, страшная, она выкарабкивается на берег Кореи и пускается бежать дальше. Мирные и глуповатые корейцы, вообразив, что гейшу искусала бешеная собака, прячутся под корыта. Но у неистовствующей гейши нет сил остановиться! Как бомба или стрела она продолжает лететь вперед и, наконец, с налету наскакивает на острую казачью пику и пронзенная насквозь, дрыгая ножками, тут же испускает дух».
Прочитав это и просмотрев сопровождающие текст картинки-карикатуры, я подняла глаза на Криса. Он полулежал на кровати и улыбался явно ехидно. Казалось, ему доставляет удовольствие моя реакция. Я поморщилась и отложила журнал в сторону.
— Это просто злой комикс и ничего общего с гейшами не имеет, — не удержалась я от комментария.
— Не забывай, что тогда как раз началась русско-японская война, — заметил Крис, не переставая улыбаться, — и такие тексты были, конечно, заказными.