Русская и Сербская Православные Церкви в XX веке. История взаимоотношений

Согласно результатам переписи 1948 г., в Югославии в это время насчитывалось 13 тысяч прихожан Русской Православной Церкви, в том числе 3 тысячи в Сербии[401]. Они были объединены в 11 общин, которые окормляли 20 священнослужителей, имелись также два русских монастыря[402]. В Московской Патриархии рассчитывали, что благочинный – протоиерей Иоанн Сокаль, будет не только информировать, но и содействовать укреплению связей с Сербской Церковью, однако эти ожидания не слишком оправдалась[403].

В июле 1948 г. о. Иоанн Сокаль, сопровождая Сербского патриарха Гавриила, приехал в Москву на совещание глав и представителей Православных Церквей. В это время на встрече святейших патриархов Алексия и Гавриила обсуждался вопрос о возможном переходе русских приходов в Югославии в управление сербских епархиальных архиереев, и было решено, что они останутся в юрисдикции Московского Патриархата[404]. В юбилейных торжествах по поводу 500-летия автокефалии Русской Православной Церкви в Свято-Троицкой Сергиевой лавре летом 1948 г. также участвовал протоиерей Владислав Неклюдов[405].

В условиях послевоенного патриотического подъема многие священнослужители и прихожане хотели вернуться на Родину, но даже после предоставления советского гражданства им, как правило, отказывали во въезде в СССР. При этом, как уже упоминалось, всего в 1944–1952 гг. из Югославии было репатриировано 26268 советских граждан[406].

К 1949 г. часть русских эмигрантов уже выехала в СССР, однако желавшим вернуться на Родину священнослужителям советские власти (не желая усиливать Московский Патриархат) визы давали редко и с большим трудом. Так, например, протоиерей Иоанн Сокаль безрезультатно взывал о помощи в письме патриарху Алексию от 14 июля 1948 г.: «В Белграде все знают, что я несколько лет прошу перевода… Если я не еду, то это объясняют тем, что я сам не хочу, так как нахожу, что на родине живется плохо, хотя я другим советую, или вообще тут священники не нужны, или меня считают недостойным, что унижает меня с моральной стороны… Еще раз умоляю Ваше Святейшество принять меня на любую должность и в какое угодно место, главное – лишь бы в этом году»[407]. К сожалению, патриарх был бессилен оказать помощь в данном вопросе из-за противодействия советских властей.

Так и не уехал в СССР, несмотря на первоначальное желание, талантливый иконописец, ученик Пимена Софронова архимандрит Антоний (Бартошевич). В первые послевоенные годы о. Антоний надеялся вернуться на Родину, в 1948 г. принял советское гражданство, однако разрешение на въезд в СССР все не приходило. Так и не получив ответа Московской Патриархии, о. Антоний в сентябре 1949 г. уехал в Швейцарию (где настоятелем русского храма в Женеве служил его брат архимандрит Леонтий), а затем во Францию[408].

В Швейцарии архимандрит Антоний 12 октября, по решению Архиерейского Синода, был принят в сущем сане в юрисдикцию Русской Православной Церкви за границей, и лишь 17 декабря 1949 г. вышло распоряжение Совета Министров СССР о разрешении ему въезда в Советский Союз. Однако было уже поздно, о. Антоний так и остался в юрисдикции РПЦЗ, в 1957 г. он был хиротонисан во епископа, а в 1965 г. возведен в сан архиепископа[409].

Ситуация с затягиванием разрешения на въезд в СССР отразилась и на судьбе двух русских монашеских общин, также желавших переехать из Югославии в Советский Союз. Сестры Хоповской (бывшей Леснинской) общины в конце 1944 г. переехали из общежития престарелых на белградской окраине Сеньяк в покинутое русскими учащимися студенческое общежитие[410].

В конце апреля 1945 г. хоповские сестры перешли в юрисдикцию Московского Патриархата, были причислены к его белградскому подворью, получили советское гражданство и с этого времени ждали получения визы на въезд в СССР. Святейший патриарх Алексий предполагал поселить их в пустовавшем здании Московского Новодевичьего монастыря, о чем 5 и 6 мая 1946 г. написал председателю Совета по делам Русской православной Церкви Г. Г. Карпову[411]. В состав общины в это время входили 42 сестры: игумения, 29 мантийных монахинь, семь рясофорных монахинь и пять послушниц.

Однако Совет по делам Русской православной церкви отложил решение вопроса. 31 мая Г. Г. Карпов поставил резолюцию на письме патриарха: «Пока решать этот вопрос и ставить в Совете министров не будем. Нужно тщательно вопрос изучить, запросить МИД, и просить их выяснить у посольства необходимые данные об этом монастыре, вернее о монашествующих, и мнение посольства»[412]. В результате дело затянулось на несколько лет. 7 мая 1949 г. Г. Г. Карпов в письме в Совет Министров СССР уже сам предлагал в ближайшее время осуществить переезд монахинь в Советский Союз[413]. Однако решение вопроса опять затянулось.