Сдвоенные окна по стенам и круглое наверху, украшенное крестом, не пропускали много света, создавая полумрак. На полу красивые татами с цветным орнаментом, на которых постланы еще и ковры в тон. Иконостас и резные Царские врата придавали помещению нарядный и торжественный вид. Епископ Николай писал в 1891 г. о хакодатских иконах: «Иконы двенадцати праздников академической работы, присланные Гошкевичем, почти все попортились: потрескались и во многих местах слой краски слупился с цинковой доски, оттого что доска обратной стороной прилегала на стене к штукатурке; только икона Воскресения, всегда лежащая на аналое, цела. Я взял пять самых дурных икон в Токио, чтобы поскорее снять копию; прочие пришлются для того же». Увы, эти иконы исчезли навсегда: подлинники уничтожил пожар в Хакодате, а копии — землетрясение в Токио в 1923 г.
В 10 часов гулкий звон колокола полился над Хакодате, и служба началась. Всего в храме собралось около сорока человек. Все держали в руках по паре свечей, которые стали зажигать как за здравие, так и за упокой. От свечей, оставлявших отблеск на ликах святых, иконы сразу преобразились. Чтец-женщина хорошо поставленным голосом стала читать скороговоркой молитвы. Акустика храма отличная. Знакомые мелодии, но японские слова. Удивительно, но «Аллилуйя», такое трудное слово для произношения японцами, звучало с четким звуком «л». Пение хора, состоявшего из десяти человек, было слаженным и красивым, как и внутренний вид храма. Все должно было вселять в души верующих надежду на вечное спасение. Святой архиепископ Николай Японский (Касаткин) смотрел внимательно на паству с большой иконы и, вероятно, был доволен набожностью хакодацев.
Свечи трепетали от легкого движения воздуха в храме. В громком песнопении японского хора слышалась мольба об упокоении душ православных русских и японцев, почивших на этой земле. В лицах некоторых японцев проглядывали русские черты: возможно, в них течет и толика русской крови. Гулко прозвучала проповедь, в которой неоднократно упоминалось имя Николая Японского. После службы, когда прихожане начали расходиться, ко мне подошел священник Накаи. На просьбу показать колокольню он отпер дверь, и мы медленно поднялись вверх по очень узкой лестнице. Он принялся рассказывать об истории колоколов, особенно их реставрации. Во время войны колокола отправили на переплавку и лишь сравнительно недавно отлили шесть новых. В 1996 г. японское Управление окружающей среды включило их перезвон в «Собрание ста избранных созвучий, формирующих звуковой фон Японии». Мой спутник ударил в колокол. Сразу было видно, что он настоящий мастер. Вспомнились слова владыки Николая, некогда сказанные о хакодатском звонаре: «Звонить и трезвонить здесь, как должно, и понятия не имеют».
Колокола хакодатского храма, которые за всю историю православной церкви в Японии меняли четыре раза, нынче звучат по субботам и воскресеньям на утренней и вечерней службах, а также в течение трех-пяти минут в дни двенадцати церковных праздников, включая Пасху. Это символизирует знакомство Хакодате с европейской культурой, окончание эпохи Эдо и начало реставрации Мейдзи. Хакодатцы, непривычные к колокольному звону, прозвали церковный перезвон Gan-Gan Dera, а саму церковь по аналогии Tang-Tang Church. Я оглядел с колокольни окрестности, представляя, как это делал в свое время первый русский уроженец Хакодате Николай Петрович Матвеев.
Спустившись с колокольни, мы прошли в общую столовую, где прихожане обедали. Угостили и меня. Это было что-то похожее на борщ и одновременно на японский овощной суп potofu. Наверное, о таком обеде в Хакодате писал отец Николай: «В двенадцать часов обед в приспособленном для обедных угощений доме в публичном саду; кажется, двенадцать христиан сложились, чуть ли не по две с половиной иены с персоны, и сделали сей обед. Не отказался, потому что ропщут: «Спаситель, мол, принимал угощение».
…На автовокзал приехал заранее, но занервничал, когда обнаружил, что автобус привезет меня на станцию всего за три минуты до отправки поезда. Вдруг да опоздает? Сначала замучил вопросами диспетчера, а потом в пути наблюдал не столько за дорогой, сколько за часами. А водитель, мне казалось, не спешил, а еще, как нарочно, все встречные светофоры зажигали при нашем появлении красный огонь. Не выдержав, поинтересовался у водителя насчет расписания. Он меня успокоил жестом: идем как надо. И действительно, мы прибыли с опозданием всего на полминуты.
Издали заметил, что Сакихара-сенсей, поджидая меня, уже с нетерпением ходит туда-сюда по остановке.
С профессором Сакихара мы познакомились в Гонолулу, где перед поездкой в Японию я читал в местном университете курс «Россия в Азии» и искал возможности попрактиковаться в разговорном японском языке. Узнав об этом, моя добрая знакомая матушка Эмико Левина, жена отставного профессора лингвистики, а ныне настоятеля местного православного храма, сказала: