Русская идея (поэма-цикл) и Прощай, бессмертие (поэма-цикл)

Место на Земле, где было детство,
Невозможно с чем-нибудь сравнить,
Невозможно передать в наследство,
Но нетрудно в памяти хранить.

Речь не о клочке бескрайней суши

С числами секунд-координат —
О местах, где пестовала душу
Уйма мелочей сто лет назад,

Где роились радости и страхи,

Где определялась мера мер,
Где ковали нас не “охи-ахи”,
А житейский будничный пример.

Нет уже тех взрослых, что из детства…

Но доступны всё же чудеса:
Из глубин, из далей малолетства
Слышим их живые голоса…

«Раннего утра щемящая тайна…»

Раннего утра щемящая тайна
Неуяснима, непознаваема.

Тайна тревоги, уже проходящей,

Тайна дороги, ещё предстоящей.

Тайна надежды. И тайна утраты:

Что было прежде – девалось куда-то.

В утреннем раннем есть что-то такое…

Что-то неявное и роковое.

Будто не просто Земля повернулась,

Будто бы к взрослому детство вернулось,

Но не о прошлом воспоминанием,

А об извечном напоминанием.

В чём-то меня укорило как будто

И просветлило раннее утро.

«Не в шуме бала, а в толпе немой…»

Не в шуме бала, а в толпе немой
В метро, в трамвае, в зале ожиданья
Порой случится встреча – не свиданье,
А впечатленье… Ахнешь: “Боже мой,

Какое миловидное лицо!

Как изнутри подсвечено душою!”
И с хитрецой… не очень и большою,
Но с явно видной скромной хитрецой.

И с быстрою разлукою смирясь

(В немой толпе бывает ли иначе?),
Лишь взмолишься: “Дай бог тебе удачи!
Дай бог не быть затоптанною в грязь!”

«Ты, как река, железная дорога…»

Ты, как река, железная дорога,
Соединяешь воедино Русь.
Плывут и бесшабашность, и тревога,
И злоба, и мечтательная грусть.

В стране к дороге отношенье разно.

Вот к ней посёлок станцией прильнул,
Облапал город – пошло, безобразно,
Безлюдный полустанок – не взглянул.

Дорога источает обольщенья,

И в даль манит, и новое сулит.
Пути, как говорится, сообщенья…
Уж не твоя ль судьба бежит-гудит?

Ведут пути туда или оттуда,

Их дело – не стращать, а обещать.
Блестят, блестят… Ну, стало быть, покуда
Есть людям что друг другу сообщать.

Из главы второй Ненаглядная моя Россия

“…Были холмы, река, просторный горизонт с неровной кромкой леса. В общем, русский пейзаж без излишеств. Те обыденные его приметы, которые вызывают необъяснимо горькое чувство.

Это чувство всегда казалось мне подозрительным…

Короче, не люблю я восторженных созерцателей. И не очень доверяю их восторгам. Я думаю, любовь к берёзам торжествует за счёт любви к человеку. И развивается как суррогат патриотизма…”

(Сергей Довлатов. Нью-Йорк, 1983)