Но водка была далеко не единственным товаром, торговать которым составляло привилегию царской казны. Первые цари дома Романовых монополизировали в своих руках, в сущности, все наиболее ценные предметы сбыта. «Царь — первый купец в своем государстве», — говорит долго проживший в России Коллинс. Перечень царских монополий дает нам любопытную картину концентрации русского вывоза, создавшей почву, на которой вырастал туземный торговый капитализм, в лице Надея Светешникова, так обескураживший собиравшихся поживиться от московской дикости голландцев. Современных читателей, убежденных, что русская кухня стала проникать на Запад только в наши дни, чуть не одновременно с русской литературой, немало удивят точные сообщения Кильбургера и де Родеса о том выдающемся коммерческом значении, которое имела в их дни торговля икрой.
По отношению к ней удалось достигнуть того, к чему неудачно стремились нидерландские купцы относительно хлеба: вывоз икры за границу был очень рано сконцентрирован в руках одной торговой компании, сначала голландско-итальянской, потом чисто голландской, по-видимому, хотя главным потребителем русской икры была Италия и вообще католические страны, нуждавшиеся в постной пище. В 1650-х годах вывоз икры достигал уже 20 000 пудов ежегодно; к 1670-м, когда писал Кильбургер, эта цифра осталась почти без перемены, царские агенты поставляли икру в Архангельск по цене, условленной на довольно продолжительный период времени, с голландцами, например, был заключен контракт на 10 лет. Компания платила в 50-х годах по 1 1/2 рубля, а двадцать лет спустя по 3 рейхсталера (почти два рубля) за пуд: общая стоимость вывоза составляла, таким образом, в первом случае около 30 000 рублей тогдашних, во втором — около 40 000 (450–600 тысяч рублей золотом). Вывозилась исключительно прессованная (паюсная) икра, так как зернистую не умели консервировать; впрочем, и паюсную приготовляли не очень хорошо, и она часто портилась: тогда гости, служившие царскими коммерческими агентами, обязаны были брать ее себе, по рублю за 10 пудов. Ее продавали внутри России, и она расходилась в большом числе между «бедными людьми»; «впрочем, недаром», оговаривается один из иностранцев, сообщающий об этой операции: дабы предупредить подозрение, будто царская казна хотя бы порченый продукт могла отдать кому-нибудь даром. Наряду с икрой предмет царской монополии составлял рыбий клей, сбыт которого доходил до 300 пудов, ценою от 7 до 15 рублей за пуд, и лососина, ежегодный лов которой составлял более 200 ластов (до 25 000 пудов), за ней специально каждый год являлись два голландских корабля. Рыбная ловля на Нижней Волге являлась настолько казенным делом, что Олеарию и его спутникам рыбаки отказывались продавать рыбу, уверяя, что их постигнет за это жестокое наказание; «Впрочем, — прибавляет Олеарий, — они потом очень охотно снабдили нас рыбой — за несколько шкаликов водки».Наиболее популярной из всех царских монополий являлась меховая,
самые ценные виды мехов, например, собольи, можно было найти только в царской казне, так же, как и паюсную икру. Де Родес дает, по архангельским таможенными книгам, довольно подробные сведения о русском меховом экспорте. Общую ценность его он определяет приблизительно в 100 тысяч рублей — в том числе на соболей приходилось 3/5: концентрация и здесь достигла полутора миллиона рублей на теперешние деньги. Но меха, этот старинный русский продукт, на котором вырос торговый капитализм Новгорода, начинали уже терять былое значение: ценного пушного зверя теперь можно было найти только в Сибири; в то же время начинают попадаться сведения о ввозе пушного товара в Россию; так, из Франции привозили в Архангельск лисьи меха. Еще больше утратила значение другая старинная отрасль новгородской торговли — воск и мед. Они почти целиком теперь потреблялись дома: воск — потому что во множестве шел на церковные свечи, мед — потому что его в таком же множестве потребляла царская винная монополия. Оттого попытки монополизировать, захватив даже «рыбий зуб» (моржовые клыки, находившие себе очень хороший сбыт как суррогат слоновой кости) и нефть (не имевшую тогда еще и тысячной доли своего теперешнего торгового значения, которую, однако, можно было добыть в Москве лишь в царской казне), обошли эти традиционные отделы русского экспорта. Зато громадное значение получила монополизация товаров, шедших, как и встарь, через Россию транзитом с Востока — на первом месте монополизация шелка.