Русская история. Том. 3

В этом спасении всех от всех бед при помощи земли — главная оригинальность социальной программы «Молодого поколения». «Мы хотим, чтобы земля принадлежала не лицу, а стране; чтобы у каждой общины был свой надел, чтобы личных землевладельцев не существовало, чтобы землю нельзя было продавать, как продают картофель и капусту; чтобы каждый гражданин, кто бы он ни был, мог сделаться членом земледельческой общины, т. е. или приписаться к общине существующей, или несколько граждан могли бы составить новую общину». Национализация земли еще не социализм, — но среди буржуазной демократии зачатки социализма всегда были связаны с «аграрными законами»: так было уже во дни Великой французской революции. Во всяком случае, это предельная демократическая реформа — за ней уже некуда идти, кроме социализма. Политическая программа «Молодого поколения» не отличается большой выдержанностью, — видно, что писали ее люди неопытные. Рядом с такими радикальными требованиями, как уничтожение всякой цензуры, как избирательность всех властей, как упразднение дворянства и всяких сословных привилегий, стоят такие наивности, как «уничтожение императорской полиции» (откуда же она взялась бы при выборности всего состава управления?) или упразднение министерства императорского двора (где был бы этот двор, если бы хоть половина требований «Молодого поколения» осуществилась?). Но как первая попытка представить себе, хотя в неясных очертаниях, российскую демократию, прокламация замечательна даже и в этих частях. Последующие «молодые поколения» пошли дальше, вовсе отбросив заботу о политике, а национализацию земли развив в полную схему аграрного социализма, но они шли по тому же пути. С наивной местами прокламации приходится датировать начало революционного народничества: кто бы ни был автор, Михайлов или Шелгунов (вероятнее последнее), с политической борьбой в России он связан прочнее, чем кто бы то ни был из его современников после Герцена и Чернышевского. И что всего интереснее исторически, он первый наметил не только содержание будущей революционной программы, а и основные приемы революционной тактики: конспирация и пропаганда как методы борьбы впервые в неразрывном сочетании названы им же. «Для страны, находящейся под вековым рабством, нет другого средства сбросить иго, как тайные союзы, — писал он, возражая против адресной кампании «Великоруссов». — Назовите из целой истории хотя одно удавшееся народное движение, совершенное без них, или одно, без них удавшееся»? «Говорите чаще с народом и солдатами, — учит он «Молодое поколение» в своей прокламации, — объясняйте им все, что мы хотим, и как легко этого достигнуть: нас — миллионы, а злодеев — сотни… Если каждый из вас убедит только десять человек, наше дело и в один год подвинется далеко…». В отдельности ни тот, ни другой совет не были новостью: тайные общества декабристов при всей своей слабости и неорганизованности были куда сильнее всех кружков 60-х годов. Но декабристы не занимались, или почти не занимались, ни агитацией, ни пропагандой. Чернышевский, как мастер и в том, и в другом, был куда сильнее Михайлова, да и всех тогдашних социалистов, в кавычках и без оных: его журнальные статьи сохраняют свое пропагандистское значение доселе, и наша нелегальная литература знает мало агитационных произведений такого совершенства, как прокламация «К барским крестьянам». Но он рассчитывал действовать исключительно массовыми, притом, по возможности, легальными средствами: адрес «Великоруссов» был таков, что его действительно можно было обсуждать, не боясь полиции, в клубах и на журфиксах, за карточным столом и вокруг самовара, — как он сам советовал. Идею конспиративного общества для пропаганды мы впервые находим в «Молодом поколении», — оно первое наметило форму, не изжитую русским революционным движением до последних дней.