«Сей государь был малого роста и не более 2 аршин 4 вершков[12]
, чувствуя сие, он всегда вытягивался и при походке никогда не сгибал ног, а поднимал их, как бы маршируя, ставил на каблук, отчего при ходьбе и стучал крепко ногами; волосы имел на голове темно-русые с небольшой проседью; лоб большой или, лучше, лысину до самого темя и никогда не закрывал ее волосами и даже не терпел, чтобы кто-либо сие сделал. Лицо у него было крупное, по худое, нос имел курносый, кверху вздернутый, от которого до бороды были морщины, глаза большие, серые, чрезвычайно грозные, цвет лица был у него несколько смуглый, голос имел сиповатый и говорил протяжно, а последние слова всегда затягивал длинно. Он имел привычку, когда молчал, надувать щеки и вдруг отпускать их, раскрывая при этом несколько рот, так что, бывало, видны у него зубы, что часто делывал, когда был сердит, а это бывало почти каждый день. Иногда, когда бывал весел, припрыгивал на одной ножке. Мундир носил он темно-зеленый, однобортный, с двумя рядами пуговиц, с низким воротником красного сукна и аксельбантами, шляпу черную, как и ныне, треугольную, без всяких украшений».После воцарения его матери многие обвиняли ее в том, что Екатерина короновалась сама, а не передала трон законному наследнику – восьмилетнему Павлу. Однако если учесть, что его отец, Петр Федорович, планировал развестись с Екатериной и жениться на Елизавете Воронцовой, то вполне возможно, что он бы вовсе отстранил Павла от престолонаследия в пользу возможных детей от этой женщины. Но, несмотря на это, мальчик идеализировал образ отца.
Екатерина, хоть и не испытывала к сыну нежных материнских чувств, обязанности свои по отношению к нему выполняла исправно: он имел прекрасных учителей и ни в чем не нуждался. Но их отношения не налаживались. Напротив: после нескольких попыток привлечь сына к управлению Екатерина пришла к выводу, что ее сын ничего не понимает в делах, в то время как Павел стал считать, что его несправедливо отстраняют от правления. К тому же, находилась масса недоброжелателей, которые передавали наследнику самые гнусные сплетни о его матери, нарочно стремясь выставить ее в черном свете.
Чтобы избежать столкновений и конфликтов, в 1783 году Екатерина II подарила сыну Гатчинское имение. Фактически это напоминало ссылку, но ссылку почетную: наследник получил самостоятельность и мог на практике проверить свои способности организатора и руководителя.
В Гатчине Павел завел обычаи, резко отличные от петербургских: создал «гатчинскую армию» из нескольких батальонов и целыми днями лично муштровал их на огромном плацу перед дворцом. Офицеры и солдаты должны были быть в полной форме. Они носили неудобные смазанные салом парики и тесные мундиры, подвергались наказаниям шпицрутенами за малейшие упущения.
Скоропостижная кончина Екатерины II 6 ноября 1796 года открыла Павлу дорогу на трон. Как только Павел получил весть, что его мать без сознания, он с гатчинскими полками занял дворец, поспешив опечатать все документы матери.
«Великий Князь Павел расположился в кабинете за спальней своей матери, так что все, кому он давал распоряжения, проходили мимо Государыни, еще не умершей, как будто ее уже не существовало. Эта профанация Величества, это кощунство, недопустимое по отношению и к последнему из людей, шокировало всех и представляло в неблагоприятном свете разрешавшего это Великого Князя Павла», – писала Варвара Головина. Особенно страшно поразило ее то, что еще до фактической смерти императрицы великие князья Александр и Константин явились во дворец, одетые в гатчинские мундиры, которые Екатерина не любила.