Русская история в легендах и мифах

Поначалу арестованные отрицали все обвинения, но к концу следствия признали себя виновными. Однако почти все петербуржцы понимали, что, в сущности, преступление всех арестованных лиц состояло в том, что они не понравились новой императрице и слишком хорошо служили императрице Анне.

Приговор был суров: граф Остерман был приговорен к колесованию; фельдмаршал Миних – к четвертованию; графа Головкина, графа Левенвольде и барона Менгдена присудили к отсечению головы.

Яков Петрович Шаховской, будучи обер-полицмейстером, лично руководил содержанием узников и отправкой их на казнь (сам Шаховской не знал, что она будет отменена), а затем – отправкой в ссылку. Зрелище первых людей государства в столь жалком положении прочно запечатлелось в памяти обер-полицмейстера. В своих воспоминаниях Я. П. Шаховской сообщает, что каждый из узников реагировал на несчастье по-своему. Левенвольде пал духом, он оброс, щеки его ввалились, одежда была грязна. Он «робко» обнимал колени Шаховского, который даже не сразу его узнал. Миних выглядел его противоположностью: «В смелом виде с такими быстро растворенными глазами», какие Шаховской часто видел у него во время опасного сражения. После объявления приговора лицо его выразило досаду. Совершенно разбит и болен был князь Головкин.

Болен был и Остерман. Он лежал в камере Петропавловской: крепости и жаловался на подагру. Казалось, собственная судьба интересует его меньше всего. Он красноречиво выражал сожаление о своих преступлениях и просил императрицу милостиво отнестись к его детям. Все его речи записывались специальным офицером.

2 января 1742 года, в понедельник, в 10 часов утра осужденные были подвезены к месту казни на телегах. На эшафоте стояли две плахи с топорами. Остерман единственный из приговоренных был возведен на эшафот. Он спокойно выслушал приговор, только иногда поднимая глаза к небу и тихим движением головы давая знать о своем изумлении. Его заставили положить голову на плаху, он оставался спокоен, только руки его слегка дрожали. Палач занес топор, и в этот момент сообщили о помиловании. Остермана подняли, посадили на стул. Неизменившимся голосом он произнес: «Прошу вас возвратить мне мой парик и шапку». Это были его единственные слова.

Миних «выглядел прекрасно», Левенвольде был явно болен, Головкин и Менгден вели себя малодушно.

На следующий день все они были отправлены в ссылку: Остерман – в Березов, Миних – в Пелым[9], Головкин – в Германг (Среднеколымск).

Из депеш английских послов Э. Финча и К. Вейча следует, что современники надеялись на скорое возвращение Остермана из ссылки, полагая, что российская внешняя политика не сможет без него обойтись, и опасались, как бы его жизнь не была «сокращена втихомолку». Большие надежды на реабилитацию опального министра возлагались на его секретаря – Карла Германовича Бреверна, советника Коллегии иностранных дел, оставшегося помощником нового канцлера Бестужева. Но в депеше от 14 января 1744 года англичанин Вейч сообщает о его внезапной смерти «от сильного желудочного приступа», а в 1747 году по той же причине умер и сам Остерман.

Ребенок, принесенный в жертву

Все кончилось хорошо? Почти. Жертвой в этой истории стал младенец-император Иоанн V Антонович (1740–1764), иногда называемый также Иоанн III (по счету царей) – сын принцессы Мекленбургской Анны Леопольдовны и герцога Брауншвейг-Люненбургского Антона-Ульриха.

Существует легенда, что астрологам из Академии наук (в те времена астрология официально считалась наукой) было поручено составить гороскоп для новорожденного. Сделав расчеты, астрологи пришли в ужас и не решились показать свой труд императрице. Этот гороскоп был ими уничтожен, а взамен составлен подложный, обещавший царственному младенцу всевозможные удачи.

Но звезды не знали о подлоге: в декабре 1741 года после ареста Анна запоздало и не к месту проявила характер, отказавшись подписать отречение от престола за себя и за детей. Первоначально Елизавета намеревалась отправить все брауншвейгское семейство в Германию и даже издала об этом манифест, но потом, под действием канцлера Бестужева-Рюмина, переменила решение.

Иоанн Антонович. Неизвестный художник. XVIII в.

Анна с детьми и мужем уже выехали из Петербурга в сопровождении генерала Салтыкова и добрались до Риги, где им было велено задержаться. Сначала их поместили на несколько месяцев в крепость; затем их перевезли в Дюнамюндский форт, где они пробыли до 1744 года. Затем их перевезли в городок Раненбург (Рязанской губернии), а через некоторое время переправили в Холмогоры, отделив четырехлетнего Иоанна от остальной семьи. В Холмогорах он пробыл около 12 лет в полном одиночном заключении, общаясь только с приставленным к нему майором Миллером. Несмотря на запрет чему-либо обучать ребенка, Миллер все же научил его читать, и впоследствии Иоанну было позволено иметь при себе Библию.