Анна Гавриловна была высока ростом, имела прекрасный стан; рябоватость ее лица выкупалась приятностью в обхождении, и она пользовалось славой лучшей танцовщицы во всем Петербурге. Обе дамы постоянно находились в центре светской жизни Петербурга – и обе они имели основания недолюбливать императрицу Елизавету Петровну. Между собой они не стеснялись отзываться о ней как о незаконнорожденной, а о ее матери – как о женщине легкого поведения. «На троне – шлюха, а настоящий император – в тюрьме!»
Этим решил воспользоваться Лесток, который к тому времени совершенно перессорился с канцлером Бестужевым-Рюминым. Заговор – реальный или мнимый – вот что было нужно, чтобы сокрушить врага.
Однажды, когда в Соликамск, куда был сослан Левенвольде, отправляли нового офицера, Лопухина попросила передать от нее любовнику, «чтобы граф не унывал, а надеялся бы на лучшие времена». Эти слова дошли до Лестока и стали достаточным основанием, чтобы объявить Наталью Федоровну заговорщицей.
Лопухину, Бестужеву, их мужей и многих других арестовали. Долго длилось следствие; не обошлось, конечно, без пытки. Суд признал их преступление доказанным и приговорил всех к жесточайшим казням: четвертованию, колесованию, отсечению голову и проч. Елизавета приговор смягчила: всем сохранили жизнь. Смертную казнь заменил кнут, а также вырывание языка и ссылка в Сибирь.
Во время казни Лопухина попыталась сопротивляться палачам, за что была ими безжалостно избита. Ей вырвали большую часть языка, и она до конца жизни осталась немой.
С Бестужевой обошлись мягче: когда палач разорвал на ней платье, она сняла с себя драгоценный крест и подарила ему. За это ее били не так сильно и вырвали только маленький кусочек языка, так что она не потеряла способности изъясняться.
По слухам, когда Наталью Федоровну везли с места казни мимо здания Сената, она подняла глаза и, увидев высовывающихся из окон любопытствующих сенаторов, плюнула в них кровью.
В Сибири Лопухина пробыла двадцать лет, потеряла там сына и вернулась в Петербург только с воцарением Петра III. Спустя год с небольшим она скончалась и была похоронена в Спасо-Андрониковом монастыре в Москве. Ее дочь Анна пережила мать на три года. Дочь Настасья вышла замуж за графа Головина, дочь Прасковья – за князя Голицына.
«Императрица есть средоточие совершенств телесных и умственных, она проницательна, весела, любима народом, манеры имеет любезные и привлекательные и действует во всем с приятностью, восхищения достойной. Набожна до суеверности, так что исполняет дотошно все нелегкие и стеснительные обязанности, кои религия ее предписывает, ничем, однако же, не поступаясь из удовольствий самых чувственных, коим поклоняется с неменьшею страстью. Весьма сдержанна скорее по совету министра своего, нежели по собственной склонности. Ревнует сильно к красоте и уму особ царственных, отчего желает зла королеве Венгерской и не любит цесаревну Шведскую. В довершение всего двулична, легкомысленна и слова не держит. Нерадивость ее и отвращение от труда вообразить невозможно, а канцлер из того извлекает пользу, нарочно из терпения выводит донесениями скучными и длинными, так что в конце концов подписывает она все что ни есть, кроме объявлений войны и смертных приговоров, ибо страшится всякого кровопролития.
Посланник иностранный, желающий заслужить одобрение царицы, должен ловить случаи тонким и косвенным манером восхищение ее чарами, умом, одеянием, убранством и танцевальным искусством выразить, от критики же воздержаться.»
Конный потрет Елизаветы Петровны с арапчонком. Георг Грот. 1743 г.